Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

У ходжи после этих слов отлегло от сердца, но глаза невольно заволоклись слезами, он ничего не видел перед собой.

«Завтра или послезавтра вернусь». Нет, никогда тебе не вернуться, добрый человек!»

Когда Жиемурат сел на коня, ходжа хотел было что-то сказать ему, но удержался. А Жиемурат, любивший перекинуться с ним шуткой, наклонился с коня и с улыбкой сказал:

— Как, аксакал, не нашли еще себе какую-нибудь вдовушку?

Ходжа всегда отвечал на такие шутки дребезжащим смешком. Но сейчас лишь натянуто улыбнулся:

— Зачем мне хозяйка? Перебьюсь.

— Не обижайтесь, аксакал. Я пошутил. Вы мне — как родной отец. Поверьте, если бы мне самому посчастливилось жениться, я бы взял вас к себе в дом.

У ходжи дрогнул голос:

— Спасибо на добром слове, братец. Недаром, видно, говорится, что под крылом мудрого джигита могут вырасти сорок таких же джигитов.

— До свидания, ходжеке! Берегите колхозное добро, как зеницу ока! — и Жиемурат ударом колена тронул коня.

Ходжа долго смотрел ему вслед сквозь мутную пелену слез. Бедняга, он и не подозревает, что его ждет!.. Как это он сказал? «Вы мне — как родной отец». У ходжи щемило сердце от этих слов.

Войдя в контору, он пристроился за столом, где обычно сидел Жиемурат. Невеселые думы черными тучами окутали его мозг. Он правду сказал Жиемурату: зачем ему хозяйка? У него ведь есть и жена, и дети. Только сейчас они далеко-далече, и он даже не знает, как им живется. Думают ли, вспоминают ли они о нем? И когда-то он теперь их увидит? Ведь после убийства Жиемурата ему придется жить подобно перекати-полю, которое гонят, куда им вздумается, злые ветры.

Ходжой вдруг овладела ярость. Почему это он должен вековать свой век вдали от семьи? Какая ему радость, какой прок от нынешнего житья-бытья? Жалмен все тюрьмой его пугает — да он и сейчас, как в тюрьме, окружен глухими стенами! Жалмен... Врет он все — про то, что якобы пользуется у Жиемурата безграничным доверием. Жиемурат верит ему, ходже... «Вы мне — как родной отец...» Надо потолковать с Серкебаем, когда тот придет за конем!

Но Серкебай так и не пришел.

Ходжа, опершись грудью на стол, подтянул к себе листок бумаги, взял лежащий на столе карандаш и склонился над бумагой, что-то бормоча про себя.

* * *

Жалмен, уверенный в успехе дела, спал в эту ночь крепким сном.

Утром вместе с Темирбеком и другими колхозниками он вышел в поле выкапывать корни деревьев, готовить землю для посева. Узнав от Темирбека, что Жиемурат уехал в район, он и совсем успокоился.

В полном убеждении, что все выполнено, как и замышлялось, вечером Жалмен отправился домой к «больному» Серкебаю выведать у него подробности.

Серкебай пил чай, на плечи было накинуто теплое гупи, голова обмотана бельбохом.

Жалмен одобрительно усмехнулся про себя: ну, и актер, и не подумаешь, что он лишь притворяется больным! Ловко все обделал, и впрямь, ни в чем его не заподозришь.

— Что, захворал? — спросил Жалмен, многозначительно поглядев на Серкебая. — Мне уж говорили. Так целый день и не выходил из дома?

— Да куда ему, совсем занемог! — за мужа ответила Ажар. — С ночи с ним возимся. Вот только сейчас поднялся, а то все лежал и лежал, мы уж боялись — богу душу отдаст.

Кровь отлила от лица Жалмена, он почувствовал под сердцем противный холодок, будто кто положил туда кусок льда.

Стараясь не выдать обуревавших его чувств, он небрежно кинул Серкебаю:

— Сходил бы подменил ходжу. Больше некому: все намаялись за день. А у ходжи с утра крошки во рту не было, пусть хоть поужинает. Или уж так болен, что и до конторы не сможешь добраться?

Он поднял глаза на Серкебая, в них пылал мрачный огонь.

Серкебай, чтобы только отвязаться от него, поспешно кивнул:

— Я пойду, пойду.

Он проводил Жалмена до дверей и изнутри крепко запер их. Неверной походкой добрел до постели и лег.

— Вы что же, не пойдете? — удивилась Айхан.

Серкебай не ответил. Некоторое время он беспокойно ворочался в постели со вздохами и стонами, а потом затих — видно, уснул.

Айхан не понимала, что творится с отцом. Может, совесть его мучает?.. Ох, как же уговаривала она его признаться во всем Жиемурату. Да и сама не раз собиралась рассказать любимому о прошлом отца, только в последний момент решимость покидала ее. Как знать, что ждало бы отца, сумел бы Жиемурат его выручить? Если бы все кончилось для него бедой, то все стали бы показывать пальцами на Айхан: неблагодарная, предала родного отца!

Сегодня, когда Серкебай так внезапно заболел, Айхан и в голову не пришло, что он мог притвориться. Но, ухаживая за ним, она временами ловила в его глазах выражение страха и душевной муки и начала подозревать недоброе. Однако никакие подозрения не в силах были затушить дочернюю ее любовь. Ведь она у Серкебая — единственная. Она его защита и опора. Нет, она неспособна нанести ему удар — надо подождать, пока сам он не одумается и не придет к разумному решению. А может, все-таки поговорить с Жиемуратом, когда он вернется? Хуже будет, если он сам узнает все об отце. Он ведь что-то подозревает, и у него есть для этого основания. Как все сложно! Хорошо хоть, что удалось организовать колхоз.

Перед мысленным взором Айхан распахнулось недалекое будущее. По всему краю созданы колхозы — вопреки вражеским проискам, наперекор отчаянному сопротивлению недобитых басмачей и затаившихся богатеев. Враг разгромлен. В крестьянских домах ярко сияют лампочки Ильича. Старики окружены заботой и почетом. Вот она с Жиемуратом возвращается вечером с работы... А дома отец и мать нянчат внука, убаюкивая его песнями из «Алпамыса»...

Мечтая, Айхан и не заметила, как задремала. Проснувшись, долго еще сидела с закрытыми глазами. Ей чудилось, что Жиемурат с улыбкой смотрит на нее. Жиемурат... Какой он добрый, заботливый. Как обеспокоила его болезнь Серкебая, как хлопотал он над ним! Нет, она не вправе скрывать что-то от Жиемурата! И нельзя забывать, что первейший ее долг — разоблачать всех, кто против колхозов, против народа!..

Жиемурат