Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Он шел — и не видел дороги. Перед мысленным его взором мелькали события, происшедшие после его приезда в аул. Цепочка этих событий замыкалась бегством Отегена. И над всем возвышалась громоздкая фигура Жалмена. Во всех бедах виноват Жалмен!

Эта навязчивая мысль острой иглой застряла в мозгу Жиемурату вдруг подумалось, что ведь никто не знает — кто такой Жалмен, откуда он, как появился в ауле. Почти ничего не известно о его прошлом, о его происхождении. Все принимали его как данность, на веру.

«Надо съездить в район, зайти в ГПУ. Ох, рохля, как же я за делами забыл об Омирбеке? Ведь следователь, упрятавший старика за решетку, сам арестован — это о чем-то говорит! А как Жалмен юлил именно перед этим следователем! И надо же мне было нынче наорать на Жалмена! Не насторожил ли я его, не спугнул ли?»

Жиемурат и не заметил, как очутился у конторы.

* * *

Плотника Нуржана Жиемурат считал знатоком своего дела.

Он, и правда, был мастер на все руки: и плотничал, и умело орудовал в кузнице. Нуржан знал себе цену, был падок на лесть, и когда его хвалили — надувался, как индюк. Он славился норовистым характером: уж если заупрямится или заказчик придется ему не по душе, так Нуржан не станет спешить с работой и выполнит ее тогда, когда сам пожелает.

Жиемурата это не смущало, он уже убедился, что стоит найти к Нуржану подход, — и с ним вполне можно ладить. Жиемурат был даже уверен, что Нуржан одним из первых вступит в колхоз.

Надежды его, однако, не оправдались. Плотник вообще не явился на собрание. Сперва Жиемурат подумал, что тот просто закапризничал и ждет особого приглашения, и послал за ним Жалмена.

Батрачком вернулся ни с чем, сообщил, что Нуржан наотрез отказался прийти на собрание и не удосужился объяснить, почему.

Колхозу туго приходилось без золотых рук Нуржана. Нужно было ремонтировать сельскохозяйственный инвентарь, да и многие дела требовали плотницкого фуганка и молотка.

И Жиемурат решил сам наведаться к Нуржану.

Он застал мастера в кузнице. Отставив в сторону молот, которым он бил по наковальне, разбрызгивая белые искры, Нуржан вытер рукавом пот со лба, поздоровался.

Жиемурат решил идти напрямик:

— Я к вам, уста. Честно скажу: без вас нам трудно, вы нам очень нужны.

Нуржан выпятил грудь:

— Гхм... Кому это — вам?

— Людям. Колхозу.

Мастера прямо-таки распирало от гордости. Он покровительственно кивнул Жиемурату:

— Ну, ну. Говори, что от меня хочешь.

Взяв с наковальни серп, он принялся с важным видом его разглядывать.

— Не секрет, уста, что вы в ауле — один из самых уважаемых людей. — Жиемурат знал его слабую струнку и попытался сыграть на ней. — И работник — что надо. Я верю, вы поступите так, как подскажет вам совесть труженика и мудрость аксакала. Вы выполните свой долг перед земляками.

Нуржан еще больше напыжился и с любопытством посмотрел на Жиемурата:

— Гхм... Что ж, я готов.

— Спасибо, ага. Я знал, что вы так скажете. Уста, такому доброму мастеру грех работать лишь на себя. И для вас, и для всех будет полезней, если вы потрудитесь на общество. На колхоз! — Жиемурат с обидой нахмурил брови. — А вы... вы даже не пришли на собрание. Знали бы, как я вас ждал!

Насупился и Нуржан:

— Ты же, верно, наслышан — я все люблю делать по своей воле. И не терплю, когда мне угрожают и силком куда-нибудь тянут. Э-гей, уж я тогда упрусь — ничем меня с места не сдвинешь!

Жиемурат в недоумении поднял брови:

— Кто же тебе угрожал?

— Да ваш Жалмен. Заявился ко мне домой да как разорется: ступай, говорит, на собрание, не то худо будет! Уж он и так, и сяк меня честил. Ну, я рассерчал и остался дома. А, ей-богу, попроси меня миром да ладом — пошел бы.

Жиемурату все стало ясно. Жалмен тоже сыграл на слабой струнке мастера, зная его упрямство и понимая, что угрозами только оттолкнет его от колхоза. Эту-то цель, видно, Жалмен и преследовал...

Жиемурат невольно покачал головой и, обращаясь к Нуржану, сказал с укоризной:

— Уста, вы же открытой души человек! Что же не пришли ко мне с вашей обидой?

— Э, мы привыкли молчать, когда Жалмен грозится. Он ведь на всех — с криком. И на меня орал: мол, душу из тебя выну, в порошок сотру!

— М-да... Слава богу, хоть теперь-то вы заговорили.

Нуржан улыбнулся:

— Говорят, ежели труса все время пугать — так он храбрым становится. Что греха таить, я впервые вот так душу-то выкладываю.

— И правильно! За вашу искренность я и уважаю вас, уста. Ладно, бог с ним, с Жалменом. Как вы насчет моего предложения — потрудиться на общество? Пора вам вступать В колхоз, ага! Ну? Согласны?

— В колхоз? Прямо сейчас, что ли?

— А что медлить? Ради такого случая мы быстренько созовем собрание и примем вас.

Нуржан почесал в затылке. Ему льстило, что Жиемурат так ценил его как плотника и кузнеца. И вон как он с ним обходителен... Ишь, ради него одного — соберут колхозников. Грешно на такое уважение ответить строптивостью.

Нуржан решительно махнул рукой:

— Пошли, братец. Была не была — вступаю в твой колхоз!

Когда они подошли к конторе, их окружили колхозники, сооружавшие коровник.

Жиемурат, обращаясь к ним, сказал, показывая на мастера:

— Вот, сам Нуржан-ага к нам пришел. Хочет вступить в колхоз. Как, примем?

И все дружно, как один, откликнулись:

— Чего там! Ясно, примем!

Жиемурат с улыбкой повернулся к Нуржану:

— Ну вот, вы теперь член колхоза.

Он провел мастера в контору, где Давлетбай и Айхан корпели над какими-то бумагами, и попросил Давлетбая:

— Напиши-ка заявление для Нуржана-ага.

Давлетбай вскочил со своего стула и усадил на него мастера. Стоя начал составлять заявление. Обернулся к Нуржану:

— Как писать, уста-ага, — что сдаете в колхоз?

Нуржан растерянно оглянулся, но в это время в