Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Однако в последнее время и это хвастовство, и угодничество Серкебая — лишь настораживали Жиемурата.

Скоро Серкебай и ходжа убедились, что им удалось внести разлад в среду колхозников.

Был полдень, солнце уже пригревало. Большинство колхозников отправилось в лес, за тальником.

Жиемурат и ходжа возились с жердями, предназначенными для постройки коровника.

К ним подошли Турганбек и его жена Шазада. Женщина была мрачнее тучи. С видом, не сулящим ничего доброго, она ткнула пальцем в Жиемурата:

— Это он ее отдал?

Турганбек молчал. Жиемурат, отложив в сторону топор и вытерев о штаны руки, шагнул к Шазаде:

— Что случилось, женге?

Шазада повысила голос:

— Где наша овца? — Она оглянулась и всплеснула руками. — Вай! И лошади нет!

Жиемурат миролюбиво улыбнулся:

— Не волнуйся, женге. Вон — все ваше.

Чья-то лошадь стояла возле конторы, привязанная к колу, и мирно пощипывала траву. Неподалеку, на солнцепеке, лежали, жуя жвачку, коровы и два быка.

Шазада в гневе обернулась к мужу:

— Видал?.. Других-то он не трогает, видать, боится. А у нас и овцы нет, и лошади. Это ж не наша!

Турганбек с мольбой воззрился на Жиемурата:

— Братец, угомони ты ее, растолкуй — что к чему...

— Да что растолковывать? — Жиемурат недоуменно пожал плечами. — Убей, ничего не понимаю.

— Да она мне все уши прожужжала: мол, овцу нашу ты отдал вдове Айтжана на поминки.

— Ну, отдал. Надо же было помочь бедняге. Считай, что овцу это мы дали ей взаймы.

— Вай, почему ж именно нашу овцу? — Женщина вдруг умолкла, вглядываясь в дорогу, по которой к конторе катила арба, запряженная гнедым конем. — Ой-бей, вон она, наша лошадь! Ох, несчастье на нашу голову! Нагрузили-то как — гляди, гляди, у нее и ноги подкашиваются! — Она со сжатыми кулаками вплотную подступила к Жиемурату. — Ты что же, шайтан, решил воспользоваться нашей слабостью и беззащитностью? Мы за всех должны отдуваться, так что ли?

Ходжа, помалкивая, стоял в сторонке и, казалось, дремал, а на самом деле со злорадством прислушивался к разговору.

Жиемурат спокойно и серьезно сказал:

— Напрасно, женге, хорохоришься. В колхозе нет «нашего» и «чужого», все общее. Вот эти коровы, и та вон лошадь, и все овцы — это и колхозное добро, и ваше. Все ваше. А для поминок по Айтжану мы отдали не вашу овцу, а колхозную.

— Ой-бей, что он говорит! — Шазада провела указательным пальцем по лицу в знак изумления и скорби. — Наша овца — не наша?

Турганбек в замешательстве топтался на месте, то бледнея, то багровея.

— Да будьте вы тогда прокляты со своим колхозом! — закричала Шазада. — Верните мне мою овцу!

Она чуть не со слезами посмотрела на лошадь, которая приблизилась к ним.

— Бедняга, что с ней сделали-то! Ей-богу, сейчас свалится! — Она направилась было к дороге, но Жиемурат удержал ее:

— Не торопись, женге. Пусть подъедут поближе. Сама увидишь: никто арбу не перегружал, скотину у нас в колхозе жалеют. Но я рад, что ты так радеешь за колхозный скот. Мы должны о нем заботиться — он ведь общий, наш. Понимаешь? Ну, вот, когда тебе понадобится, ты можешь воспользоваться любым колхозным конем. А, не дай бог, случится несчастье — так колхоз даст тебе не только овцу, но, если нужно, то и корову.

Женщина задумалась. А ходжа, подойдя к Турганбеку, поддел его:

— Я гляжу, у тебя дома жена за хозяина?

Услышав эти слова, Шазада снова вскинулась:

— А как же, разве этот увалень — мужчина?

В это время возле них остановились арбы с тальником, с одной из них спрыгнул Темирбек, поспешил к Шазаде:

— Ты что это тут разоряешься? Дома времени не хватило? Ну? Чего успела наболтать?

Темирбек был из одного рода с Турганбеком и в свое время помог ему и его семье перебраться в аул Курама. До сих пор они жили дружно, без ссор и ругани. В доме Турганбека Темирбеку всегда оказывали почет и уважение, хозяйка услужливо суетилась перед ним и при нем совестилась выказывать свою власть над мужем. Темирбек считал ее женщиной смирной, покладистой. Но сейчас она предстала перед ним в ином свете, и он, рассердившись на нее, обидевшись за своего друга и родича, не удержался от гневного окрика.

Шазада затихла, не смея прекословить ему, но грудь ее вздымалась взволнованно, и щеки горели.

Обращаясь к Жиемурату, она жалобно протянула:

— Ну где справедливость, братец? Говорят, нынче женщины равны с мужчинами. А мне рот затыкают!

Турганбек, ободренный поддержкой Темирбека, схватил жену за рукав и поволок ее было домой, но Жиемурат остановил его:

— Погодите, ага! С женщинами так нельзя. Женге права: все теперь равны. Только и ей я советовал бы держаться поспокойней. Миром-то можно большего добиться, чем криком. Ну, а что она душой болеет за колхозный скот, как за свой, так это очень хорошо, тут она похвалы достойна, а не упреков.

То ли ей не хотелось скандалить на людях, то ли подействовал на нее спокойный, дружелюбный тон Жиемурата, но Шазада присмирела и покорно побрела за мужем домой.

Ходжа проводил ее злым, презрительным взглядом: Шазада не оправдала его надежд.

* * *

Утром, когда Жиемурат уже собирался в контору, дверь медленно со скрипом приотворилась, и в комнату вошла Айхан.

— О? Айхан! Заходи, заходи. Садись.

Девушка опустилась на стул, уронила голову на грудь.

Жиемурат встревожился:

— Ты что такая пасмурная? Стряслось что-нибудь?

Однако уже по лицу Айхан было видно, что случилось что-то серьезное. Она тихо, не поднимая глаз, проговорила:

— Семья Отегена уехала из аула.

Жиемурат подался к Айхан:

— Уехали? Это точно? Может, кто слух распустил...

— Уж куда точнее! — вздохнула Айхан. — Мне об этом только что сказал Темирбек-ага.

Жиемурат резко поднялся со стула:

— Негодяй! Вчера обещал мне, что вступит в колхоз. За сына извинялся. И нате вам, в кусты! Умышленно врал? Или потом струсил?..

Он, нервничая, зашагал по комнате, заложив одну руку за спину,