Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Айхан некоторое время исподтишка следила за ним, потом попыталась успокоить:

— Стоит ли так переживать из-за какого-то балбеса! Да бог с ним. Как говорится, скатертью дорога!

— Легко сказать: бог с ним! А колхозу нужно пополнение! Каждый новый колхозник — на вес золота.

Жиемурат опасался, что после исчезновения семьи Отегена по аулу могли пойти разговоры: мол, Отеген на собрании выступил в пику Жиемурату и другим активистам, и Жиемурат в отместку выжил его из аула. И колхозная арба, которая сейчас так споро катится вперед, попадет колесом в эту колдобину.

Но он не поделился с Айхан своими опасениями.

Девушка встала:

— Я пойду к себе. А вы не волнуйтесь — ничего страшного не произошло.

Жиемурат только усмехнулся и покачал головой. Не волнуйтесь... Он сел, с силой опустил на стол свой тяжелый кулак. Подперев лоб левой рукой, задумался. Мысли были невеселые, в голову не приходило ничего утешительного.

Внезапно в комнату ворвался Жалмен. Не успев даже поздороваться с Жиемуратом, он выпалил:

— Слыхал? Отеген смылся!

Жиемурат, казалось, только и ждал, на ком сорвать злость, он с ходу накинулся на пришедшего:

— А ты куда смотрел? Это ж твой любимчик! Ты предложил включить его в состав делегации в Шурахан, ты всегда его поддерживал. Вот сам и ищи его! Как молвится, взлетит к небу — тяни за ноги, уйдет в землю — тащи за волосы.

Жалмен никогда еще не видел Жиемурата в таком гневе, куда только девалась обычная его добродушная улыбка!

Растерявшись, Жалмен пробормотал, пожимая плечами:

— Я-то при чем, Жиеке! Знать бы, где падать, соломки бы подстелил.

— Ты всегда ни при чем! — продолжал неистовствовать Жиемурат. — Всегда сухим из воды вылезешь!.. А я считаю: во многих наших бедах немалая доля твоей вины. И в истории с Отегеном — тоже. Это все плоды твоей политики, твоего руководства!

Жалмен сидел, набычившись, исподлобья наблюдая за разбушевавшимся хозяином. Казалось, слова Жиемурата вонзаются ему в самое сердце. Однако, если бы Жиемурат внимательней пригляделся к нему, то не заметил бы на его лице и следа растерянности. Лишь тон у него был оправдывающийся и просящий:

— Ну, что ты на меня напал? Я все-таки постарше тебя, братец. И ведь недаром народ говорит: нет копыта, чтоб не споткнулось, нет языка, чтоб не ошибся. Ну, признаюсь, с Отегеном промашка вышла. Что ж мне, голову за это отрубить? У меня и у самого на душе кошки скребут. Так все и жжет внутри. Да откуда ж было знать, что этот недоумок — да сгорит его дом! — выкинет такую штуку?

Жиемурат, ничего не ответив, достал из нагрудного кармана карандаш, положил перед собой лист бумаги и принялся что-то писать. Гнев его, судя по выражению лица, еще не прошел, брови были сурово и решительно насуплены, губы сжаты.

Жалмен искоса с напряженной настороженностью следил за движением его карандаша. Бог ведает — что он там черкает! Наконец он не выдержал, спросил:

— Что мне теперь делать, братец?

Опять не удостоив его ответом, Жиемурат продолжал писать.

Жалмен забеспокоился. Он сидел как на иголках. А потом его вдруг охватило ощущение беспомощности: он не знал, что еще сказать, что предпринять дальше. Маленькое лицо его становилось все более жалким, огромные плечи сникли.

Приметив краешком глаза, как он изменился, Жиемурат в раздумье прикусил губу, повернулся к Жалмену:

— Ты можешь идти. Надо выбрать поля под посевы — вот и займись этим.

Жалмен, вздохнув, тяжело поднялся, ушел, с трудом неся свое грузное тело.

А Жиемурат опять погрузился в раздумья — все о том же непонятном, скоропалительном бегстве Отегена.

Да, бегство — иного слова тут и не подберешь! Нехорошо получилось: только организовали колхоз — и кто-то уже в бега ударился, и первый скандал вспыхнул — из-за «своей» овцы. Отеген... Что он там говорил на собрании? И почему его словам не придали должного значения? Да, но потом Жиемурат беседовал с его отцом, и беседа была хорошая, серьезная, и о сыне старик отзывался как о парне простодушном, открытом, добром. Старик понравился Жиемурату. Только почему он тогда сказал: «Япырмай, этот твой Жалмен...» И эти слова Жиемурат пропустил мимо ушей — а надо было бы допытаться, что скрывалось за ними, надо было добиться от старика, чтобы тот закончил свою мысль. А случай с газетой, о которой рассказал ему Давлетбай. Почему и этому он не придал значения? Промах за промахом!

Жиемурат даже почувствовал головокружение — до того напряженно работала его мысль. Ему вспомнилось, как только что он накричал на Жалмена. В чем он сгоряча обвинил батрачкома? Дескать, тот виноват во многих наших бедах. А разве это неправда? Почти все злосчастья связаны с именем Жалмена! Как он раньше не заметил этого? Нет у него, видно, наблюдательности. Хм... А зачем Жалмену понадобилось на собрании разыгрывать обиду? Никто его не обижал. От него ждали веского слова в пользу колхоза, а он...

Жиемурат прикрыл глаза и сжал виски ладонями И перед ним, словно из тумана, выплыли бледное в гримасе боли и недоумения лицо Омирбека и лицо его жены, все в слезах. Жиемурат даже растерялся... С какой стати вдруг приметь ему Омирбек? Какое отношение имеет он к Жалмену? И почему старуха смотрит на Жиемурата сквозь слезы так требовательно и укорливо? Бред какой-то!

Может, он захворал и действительно бредит? Да нет, он наоборот, чувствовал сейчас бодрость и душевное облегчение — словно близок был к разгадке чего-то очень важного мучившего его все последнее время.

Жиемурат подошел к окну. Высоко в небе радостно и освобожденно носились птицы. Дальний лес неуловимо изменил свою окраску. Степь уже покрылась травой, и свежий упругий ветерок пригибал ее к самой земле. В поле тянулись длинные гряды, похожие на черную расчесанную конскую гриву. Оно было окаймлено ровными рядами турангилей и напоминало платок, расшитый по краям причудливыми узорами. Небо было серое, и чувствовалось, что зреет дождь.

«Весна... — возбужденно подумал Жиемурат. — Весна наступает!..»

Легким, быстрым шагом он приблизился к столу, взял исписанный листок, сложив его вчетверо, сунул в карман и