Золочёные горы - Кейт Маннинг

как у настоящей жительницы гор. Я завернула ботинки в кусок ткани и прошла по проезду к особняку в нежных туфельках. Фальшивая принцесса. Добрый вечер, мистер Наджент. Bonsoir, mesdames, messieurs. Я отрепетировала свой приход и позвонила в дверной звонок.

Но дверь отворил не мистер Наджент.

– Сильви! – Джейс взял меня за руку и наклонился, чтобы поцеловать в щеку, но вместо этого прижался к губам, обдав запахом джина. – Excusez.

Он заговорил о погоде. «Чудесный вечер, так рад тебя видеть». Я прошла за ним в зал с люстрами, ожидая услышать шум разговоров и увидеть ослепительных гостей, рассевшихся на диванах.

Но никого не было. Камин не горел. Лампы тоже.

– Я слишком рано? – спросила я. – Что-то перепутала?

– Нет-нет, проходи сюда. – Джейс повел меня в кухню, где тоже было пусто. – Обойдемся без формальностей.

Тревога пробежала по нервам. Кто еще находится в доме? Неужели мы здесь наедине? Люди всегда болтают. Пойдут слухи, что я безнравственная женщина или того хуже. Что задумал Джеймс? Позвольте попросить вас о помощи. Он налил вина и поставил на стол два бокала. На печи булькал горшок, аромат соуса и смущение наполняли кухню.

– Джаспер… ты готовил?

– Жаркое из сердца лося. Фирменное блюдо Кэла. Вы же встречались с Калебом прошлым летом?

– Кэл здесь?

– Мы только что вернулись с охоты, с перевала Приттимена. Сейчас он отправился по делам с моим отцом. Уехал на «Рассвете» вниз по склону. Старик направляется на Восток. Надеюсь, ты не против, что я пригласил тебя, воспользовавшись обстоятельствами. Только посмотри, – он поднял крышку с горшка и вдохнул. – Здесь два сердца. Я пристрелил одного лося, а Кэл второго.

Мое сердце тоже томилось сейчас на огне. Я выпила полбокала вина, чтобы успокоить нервы, и стояла замерев, пока Джейс носился вокруг, стучал ложкой и нарезал хлеб.

– Не знала, что ты умеешь готовить.

– Я готовлю на костре, это мой единственный практический навык. Кстати, Истер отправилась обратно в округ Уэлд, на этот раз навсегда. Так она сказала. Судя по ее виду, она этому рада. И настроена решительно. Наша дорогая Истер не вернется. Этим летом я уговорил ее приехать, предложив больше денег. И подкупил Кэла, чтобы он тоже вернулся. Маркус и Джон Грейди не соблазнились. К несчастью, они убедили Истер возвратиться к ним.

«Истер сама сделала такой выбор, – сказала я про себя. – Она велела твоему отцу убираться к черту».

– И она уехала, и Инга уехала. И Надженты тоже. Мой старик уехал. Следующим меня покинет Калеб. У него есть план основать университет!

– Университет?

– Хочет назвать его Университет Дю Бойса. Но ему нужны наличные, так что он, возможно, еще задержится. Отец сохранил за ним его прежнюю работу на поезде.

Вспомнив свою прежнюю работу, я осторожно поднялась и стала накрывать на стол. Вилка, ложка, нож. Оружие, на случай если оно мне понадобится.

– Мамзель, – пробормотал он, придерживая мне стул.

Он подавал тарелки, перекинув через локоть белую салфетку и подражая мимикой миссис Наджент.

– Pour vous, – сказал он на своем ломаном французском.

Возможно, несмотря на странные обстоятельства, я все же получу удовольствие от этого вечера. От сердец лося и густого темного соуса шел пар, на поверхности, как маленькие буйки, плавали луковки.

– Джейс, – сказала я наконец. – Что происходит?

– Постой! Свечи! – Он в приподнятом настроении выскочил через двустворчатую дверь и вернулся с серебряными канделябрами. – Пообещай не глотать пламя на этот раз. Насколько я помню, у тебя пристрастие к огню.

Так ли это? Не в силах что-либо проглотить, я сидела настороже.

Джейс поднял бокал.

– Тост за Сильви Пеллетье. Глотательницу огня, вдохновившую меня стать революционером.

– Я тебя вдохновила?

– Да. Ты сказала, что смотришь на поступки. Не на слова. Сказала: «Делай что-нибудь». – Он поставил бокал, пламя свечей отражалось в линзах его очков. – Так что начнем с заголовка. Зачем я пригласил тебя.

– Хочешь, чтобы я написала историю для газеты?

– Не эту историю. Нет. Новость такая: я уволен.

– Но ты же главный. Как… Ты уволил сам себя?

– Я ухожу из принципа, – сказал он. – Продал все свои акции полковнику Боулзу.

– Какого принципа? – воскликнула я. – Как же забастовка? Люди вышли на нее много недель назад. У них проблемы…

– Боулз предложит им только кабальный договор. Парни его не подпишут. Мне запрещено уступать даже на пятак или полчаса. Я пытался и проиграл. Я ухожу.

– Джейс. А как же твой проект? Все твои планы? Твое обещание?

– Проблема как раз в обещании. Когда я сказал, что разрешу переговоры с профсоюзом. Катастрофа. Старик говорит, что я предаю память своих предков.

Джаспер кипел от ярости, оказавшись пленником в этой трясине прошлого.

– Но ты же был боссом! Ты мог… все равно продолжать!

Джаспер давал клятву сделать все правильно ради работников, ради погибшего Жака Пеллетье, а теперь он сам казался погибшим, почти пропавшим человеком. Я заламывала пальцы от растерянности, стараясь заглушить разочарование. Где же струнный квартет? Кусочки масла в форме роз? Стачка зашла в тупик. Лагерь у Собачьего Клыка не переживет зиму.

– Ты обещал, – сказала я с обидой, уже слегка захмелев.

– Я все тебе возмещу, и ты больше не будешь на меня злиться. Никогда. Что до твоего отца, Сильви… Мне его очень жаль, он был хорошим человеком.

Мы сидели на кухне «Лосиного рога» и размышляли о наших таких разных отцах. Вино и свечи смягчали остроту атмосферы. Какой-то ток перетекал в этой тишине от Джейса ко мне. Выражения наших лиц менялись, мы обменивались через стол взглядами, словно пробовали на ощупь температуру жидкости. Между нами вновь ощущался жар. Пламя прошлого лета, возникшее у реки, снова снедало меня изнутри. Он улыбнулся мне просительно. Он ждал прощения.

– Чего мой старик не понимает, – добавил Джейс, – видишь ли, мой памятник – это не пропаганда лжи насчет верности – это дань самопожертвованию и храбрости рабов.

Это слово сорвалось с его губ как тяжелый камень.

– Это было давно, – заметила я, занятая мыслями о несправедливостях сегодняшнего дня.

– Это живет в памяти! – воскликнул он в порыве гнева. – Миллионов. В памяти Истер. Моего отца. Он родился владельцем людей. Даже будучи малышом, он владел человеческими существами. Моя мать умерла, а Истер была – я должен ей по гроб жизни. Пусть даже мой отец…

Джаспер отвернулся. В воздухе тяжелым грузом повисла его неоконченная фраза.

Как зачарованная, я в ужасе наблюдала, как он заикается, пытаясь осознать преступление отца. Невыразимым было слово, которое он хотел подобрать, чтобы скрыть чудовищную правду. Лосиные сердца остывали, мы к ним едва притронулись. Пар поднимался