Золочёные горы - Кейт Маннинг

– Не он сломал, – возразил Джейс. – Чертова толпа линчевателей это сделала. Ему повезло, что его не повесили.

– Двое из них побежали за веревкой, но я удрал от них, – пояснил Кэл. – Мчался со всех ног.

Доктор закатал ему рукав.

– Сейчас я хорошенько дерну. Придержи его, Джаспер.

– Сделайте ему укол морфина, – попросил Джейс. – Ради бога.

– Он выпил достаточно виски, – заявил Батлер. – Они не так чувствительны к боли, как мы.

– Какого черта, – Джейс побагровел. – Сделайте ему этот треклятый укол.

– Док, пожалуйста, – взмолилась я. – Дайте ему что-нибудь.

Доктор достал из сумки пузырек и шприц, бормоча:

– Только зря лекарство переводить, но как скажете.

– Это притупит боль, Кэл, – сказал Джаспер. – Ты ничего не почувствуешь.

– Как же, это ты ничего не почувствуешь, – Калеб рассмеялся с горькой иронией.

– Мне лучше вам не мешать, – заметила я. – Пора идти…

Джейс меня не останавливал. Он стоял возле брата. Положив руку ему на плечо. И я поняла, что все правда. Любой это понял бы, взглянув на них обоих. Он послал мне рассеянно воздушный поцелуй.

– Приду за тобой завтра, – сказал он. – Я приду за тобой.

Придет ли? Я вышла через заднюю дверь, терзаясь сомнениями, голова шла кругом, и две сотни долларов оттопыривали лиф моего платья.

Глава тридцать первая

Оказавшись в безопасности в глубине своего чулана, вдыхая родной запах бумаги и чернил, я перебирала в голове катаклизмы минувшего вечера и боролась с дьяволом за душу Сильви Пеллетье. От комка прижатых к груди купюр на коже остались красные следы. Я сняла с пачки бумажную полоску и разложила купюры веером, наслаждаясь хрустом новых денежных знаков. Каждая двадцатка была ковром Аладдина, на котором я могла улететь прочь. Вместе с Джейсом Паджеттом? Или без него. Я могла взять деньги и сбежать одна. Мои мысли представляли собой хаотичное сплетение воспоминаний: кровь, виски и дикое, безумное предложение.

Если ты не испытываешь ко мне ненависти.

Не слишком прочное основание для брачных уз, не так ли? Отсутствие ненависти. И подкуп. Это может стать твоим. Он предлагал мне замужество, словно оплату долга, словно спасение. Может, я наказание, которое он должен понести? Ни слова о любви. Может, люди его круга о ней не говорят. Или не знают, что это такое.

Ворочаясь в темноте, я размышляла о Паджеттах. О чудовищном уравнении, в котором Калеб Грейди становился одним из них и при этом нет. Я проводила подсчеты, вычисляя даты и отматывая события назад в то время, когда это случилось. Год тысяча восемьсот восемьдесят третий. Истер была тогда совсем молодой, герцог постарше. И ни она, ни он еще не состояли в браке. После рождения Калеба герцог женился на Опал, а Истер вышла замуж за Джона Грейди, вырастившего Калеба как собственного сына. Потом родился Маркус Грейди и несколько месяцев спустя Джейс. После смерти Опал Истер нянчила обоих малышей, своего сына и сына умершей белой женщины.

«Все знают», – сказал Джейс. Но сам Джейс раньше не знал.

Мои мысли запинались и замирали, когда я представляла себе его потрясение, ведь он узнал… постыдный секрет семьи. Те слухи… разговоры о его отце и Истер. И вот она наконец уехала. Послав того к черту.

Преступление герцога стало источником, питающим гнев Джаспера. Грех его отца проистекал из первородного греха: так профессор Дю Бойс назвал рабство. До того момента Конфедерация Юга была для меня запылившейся историей скучных битв в краю болот со змеями и девушек, носивших букли. Экзотический край, словно совсем другая страна. А Джаспер пригласил меня жить в этой стране, рядом с памятниками его одержимости. Его называли помешанным только за то, что он хотел заботиться о брате и о семействе Грейди. В этом видели признаки сумасшествия, а не того чувства, какое он испытывал на самом деле. Любви.

Меня привлекали терзания Джаспера. Мне казалось таким романтичным, что я одна его понимаю. И должна признаться: пачки зеленых купюр тоже влекли меня.

О, эти деньги. Две сотни долларов. Такая малость для Джаспера и его подземелья с сокровищами дракона. Но для меня это было целое состояние, спрятанное под матрасом. В ту ночь я лежала на нем без сна, словно фальшивая принцесса на сухой горошине. Я ворочалась от кошмара, в котором сплелись запекшаяся кровь и пачки денег. Вспоминался окровавленный глаз Кэла. Пьяные поцелуи. И тот вопрос.

Я ответила согласием, но могла еще отказаться.

На рассвете, прежде чем меня могли бы обвинить в краже, я отправила сотню долларов – пять двадцаток – матери вместе с письмом. «Мне удалось получить дополнительную работу в особняке», – написала я ей. И добавила пару новостей: «Профсоюз скоро завершит забастовку. Мисс Редмонд шлет наилучшие пожелания. Осенние листья прекрасны». Вторая сотня оставалась спрятанной в лифе. Эти деньги могли мне понадобиться.

Все утро я провела в тревожном ожидании. Хотела, чтобы Джаспер поторопился и пришел за мной, как обещал, прежде чем я потеряю остатки самообладания. И мы предстанем перед судьей и поженимся. Но мне представлялось более вероятным, что шериф бросит меня в тюрьму, обвинив во взломе сейфа. Я надеялась, что Джейс придет до того, как я передумаю. Или до того, как передумает сам. Мы убежим вместе, а потом пожертвуем тысячи долларов семьям в поселке у Собачьего Клыка как справедливую компенсацию. Чтобы отдать то, что им причитается. Поступить правильно.

Здравомыслие потонуло в потоке событий, благих мыслей и роковой решимости доказать свою значимость принцу. Любила ли я Джейса Паджетта? Его странности и пьянство, его эксцентричные увлечения свидетельствовали против него. Но шутки и разговоры про книги, его гнев и идеализм говорили в его пользу. Его доброта, поцелуи, а еще деньги. Тебя прельщает роскошь, моя милая? Любовь, которую я испытывала к нему, была неотъемлемо связана с деньгами. Я надеялась, что он поторопится.

Чтобы отвлечься, я перебрала стопки старых газет, протерла плиты пресса, выкинула золу из ведра и все это время старалась не обращать внимания на зловещее молчание «Лосиного рога». Что, если герцог убил своего сына – которого из двух? – в порыве ярости? Или сыновья убили его, ударив по голове каким-нибудь бюстом или столкнув с лестницы. Впрочем, более вероятно, что Джейс сбежал без меня, набив карманы наличными. Это странное предложение руки и сердца было лишь пьяной болтовней, словами помешанного.

После полуденного свистка я стояла у пресса, печатая извещение для Объединенных горнорабочих, когда ворвался Джейс. Он судорожно метался,