Золочёные горы - Кейт Маннинг

– Addio, папа! – кричали дети.

Наблюдавший за ними «пинкертон» сплюнул на землю.

– Большевистские свиньи, – сказал он и добавил кое-что похуже.

«Если бы Джейс знал, если бы видел», – думала я. Революционер. Он не командовал происходящим. Командовал Паджетт.

– Твой друг Джейс Паджетт уехал в охотничий домик семьи со своим приятелем – шеф-поваром на поезде Паджеттов, – доложила К. Т.

Речь шла о Калебе Грейди. Хал Бринкерхофф из «Ласточкина хвоста» видел «Паджетта-младшего и негра» в сопровождении вьючной лошади.

– Вот и все переговоры. Халявщик сказал, что парень останется там, пока не набьет сумку новыми трофейными головами для своей гостиной. Вероятно, в нем внезапно проснулась любовь к лосиному жаркому.

Или к анархии. Что он задумал? Он мог поднять зарплату на доллар в день, просто урезав годовой бюджет на клубнику в «Лосином роге». И если он такой уж революционер, почему не сделал этого? Чем больше он сбивал меня с толку, тем больше я хотела заполучить если не его сердце, то хотя бы деньги. Отдать их всем людям в бастующем поселке. Деньги, а не конфеты. Разве не это предлагал он сам? И я не могла вообразить, что он задумал собственную месть, собственный вариант побега и отвел мне роль соучастницы.

Россыпь белых палаток виднелась на безлесном уступе пика Собачий Клык, единственном клочке местной земли, не принадлежащем компании. Им владел старатель, который бросил участок после неудачных попыток найти серебро. На склоне все еще чернел вход в его шахту, одну из многих, испещрявших Золоченые горы и безымянные цепи Скалистых гор.

Я вскарабкалась повыше посмотреть, как забастовщики собираются там продержаться. Профсоюз предоставил им палатки и печки, уголь и провиант. Все это поднимали домкратами с задней стороны горной гряды, где находился пик в форме резца, давший горе название. Помощь профсоюза поначалу настроила людей на праздничный лад. Оплата за забастовку составляла три доллара в неделю плюс доллар за жену и по пятьдесят центов за каждого ребенка. Они надеялись, что стачка выбьет им зарплату три доллара в день. Шахтеры в Криппл-Крик этого добились, почему им не получить то же самое?

Бастующие выкопали сортиры и канаву для подвода воды из ручья Собачий Клык. Работая, они напевали: «Мы идем, Колорадо, бороться за свои права» на мелодию «Боевой клич свободы»[113]. Они поставили палатку-столовую, палатку для хранения припасов и соорудили штаб профсоюза. Над ним реял американский флаг, а снаружи крепилась вывеска: «Объединенные горнорабочие Америки, единство и нерушимость», с изображением рукопожатия над лозунгом «Восемь часов».

Все, чего они хотели, – честную оплату труда и восьмичасовой рабочий день.

– Не так уж много мы просим: немного отдыха и оплату сверхурочных. – Керриган пришел в «Рекорд» с новым значком «ОГА» на лацкане. – Переговоры идут неплохо. Больше никакой мертвой работы. Оплата реальными деньгами, а не расписками. Скоро мы придем к соглашению.

– Они не уступят, – возразила К. Т. – Боулз? Никогда. Он противник профсоюзов.

– Нам придется бастовать недель шесть, не больше.

– Вам стоило выйти еще в апреле, – заявила она. – Вы идиоты, что прождали до конца лета. Боулз продержит вас там, пока не начнутся холода. Вы не выживете в палатках зимой.

– Спорим на четвертак, что все решится до того, как пойдет снег.

– Надеюсь, вы выиграете пари, – ответила К. Т.

– Тогда и посмотрим, кто из нас идиот, да, Редмонд? Мы их прижмем.

Керриган был преисполнен уверенности, и К. Т. напечатала про забастовку на первой странице. В первую неделю сентября мне пришла в голову блестящая идея напечатать знаменитый плакат профсоюза: американский флаг, на полосах которого написаны провокационные фразы: «В Колорадо отрицают свободу слова», «Корпорации коррумпированы», «Из Колорадо изгоняют членов профсоюзов». Я видела этот плакат в брошюре профсоюза.

– Давайте разместим его на первой странице.

– Это опасно, – с улыбкой заметила К. Т.

В Колорадо введено военное положение!

В Колорадо попирается неприкосновенность личности!

В Колорадо душат свободу!

В Колорадо членов профсоюзов швыряют в тюрьмы!

В Колорадо отрицают свободу слова!

В Колорадо солдаты плюют на решения судов!

В Колорадо происходят массовые аресты без ордера!

В Колорадо выселяют из их домов членов профсоюзов и их семьи!

В Колорадо ставится под сомнение конституционное право ношения оружия!

В Колорадо корпорации коррумпируют и контролируют администрацию!

В Колорадо отменено право на честный, беспристрастный и скорый суд!

В Колорадо Гражданский союз прибегает к самосуду и насилию!

В Колорадо корпорации нанимают вооруженное ополчение против забастовок!

– Это искусство, – улыбнулась я в ответ.

– Это правда, – добавила К. Т. – Свобода слова.

Но плутократы называли это антиамериканским поступком. Оскорблением флага.

Плакат этот вызвал фурор в Теллуриде во время забастовки на золотых приисках в 1903 году. За его публикацию местную газету перетряхнули вверх дном участники Гражданского союза, владельцы бизнеса, и редактору пришлось бежать из города. Теперь в Мунстоуне это изображение стало еще одной динамитной шашкой в огромной куче взрывчатки, которую мы уже сложили под собой.

На следующий день после его публикации в «Рекорд» полковник Боулз пришел в пекарню, где я сидела с чашкой кофе и читала книгу Дю Бойса о душах. Я инстинктивно сразу спрятала ее. Идеи на ее страницах для таких людей, как полковник, казались угрозой. Он одарил меня улыбкой, от которой защипало во рту, и шлепнул нашей возмутительной газетой по прилавку.

Дотти подскочила от этого хлопка. Она засуетилась, поспешно наливая полковнику чашку кофе и лести в уши.

– Какая честь обслуживать вас, господин мэр! Я говорю всем жителям Востока, что наш городок затмит любое место на земле своей красотой.

– Вот слова, которые приятно слышать. Может, стоит говорить это всем посетителям? Прежде всего, вам не стоит обслуживать эту анархистку. – Боулз ткнул пальцем в «Рекорд», где был напечатан влекущий неприятности полосатый флаг. – Она несет ответственность за это святотатство.

– Вы имеете в виду Трину Редмонд? – с невинным видом спросила миссис Викс.

– Вы вправе обслуживать кого хотите, но знаете, что бывает, когда кормишь солитера?

– Он… съедает вас изнутри? – нервно хихикнула Дороти.

– Именно так, – полковник потеребил усы. – Этот город ваш дом. Ваш источник дохода. Сколько будет стоить ваша лавка, если ее махинации увенчаются успехом? Редмонд и ее юная подруга вредят вашим интересам. – Он указал на меня пальцем.

В то утро мне хотелось расплющить полковника и превратить в лист бумаги, а потом написать на нем все, что захочу. Может, когда-нибудь я смогу.

– Я всего лишь разносчица газет, сэр, – проблеяла я кротко,