Жажда приключений - Андрей Андреевич Храбрый

– Яхта… Не знаю, можно ли еще на них кататься, но кажется мне, будто нынче уже холодно.

– Странно, – я смотрю на нее с удивлением. Жду. На ее задумчивом личике поигрывают солнечные блики. Навязчивая мысль: словно лицо это я знаю уже очень давно настолько хорошо, что без труда в точности нарисую его на бумаге. – Странно, – полузадумчиво возвращается к изначальной мысли она, – что, когда думаешь, будто ничего невозможного для тебя нет, что в руках твоих ключ от замков всего мира, какие-то непонятные обстоятельства, как погода, например, все равно ограничивают тебя. Выходит, деньги решают не все?

– Выходит так. Не все, но многое.

– И черт с ними. Давай собираться.

Она вскакивает с кровати

– Сколько времени?

– Почти одиннадцать, – она недоверчиво уставляется на меня. – Ну, если точнее, то половина седьмого, – она все еще также прожигает меня недоверием. – Если быть дотошным, тридцать четыре минуты.

– Вот и будь самым дотошным в вопросах времени, а теперь нам пора собираться, – она осматривает меня с ног до головы, не застегнутая на верхние пуговицы и не заправленная рубашка, – хотя ты уже почти собран… У тебя еще не урчит в животе?

– Кажется, рядом с тобой я забываю о голоде.

– Это опасно, – серьезно и даже с упреком говорит она. – И героического в том ни капли, так что… Так что давай как можно скорее позавтракаем, а потом отправимся путешествовать.

– Путешествовать? – Переспрашиваю я.

– Ну да, – с полной серьезностью отвечает она.

– Звучит смешно.

– Вот и славно, – она без остервенелости швыряет в меня брюки, натягивая платье.

Мы вместе переодеваемся, собираемся на прогулку, как будто ничего необычного, как будто спокойная размеренная жизнь, как будто мы знакомы достаточно давно, как будто… Но все это неправда, все это ложь: мы не в собственном доме, мы едва и знакомыми называться можем, несмотря на ночную близость, а будущего у нас вовсе и нет. Я смотрю на нее: простая девушка со слегка вьющимися волосами до лопаток, она любит смеяться и впадать в детство, пока позволяет молодость… Да какая разница, где истина, а где ложь, если счастлив.

Яркий свет заливает улицу. Ветер резкими порывами трепет копны волосы. И не верится, что через четверку дней лету суждено завершиться по календарю. Солнце еще греет и вселяет мнимую надежду, будто все еще можно ограничиваться тонкой открытой одеждой, когда в самом деле ветренные порывы шаг за шагом притягивают к городу холодное дыхание осени.

Мы сидим на скромненькой террасе ресторана, расположенной на набережной реки Мойки. Завтракаем. Голубизну неба рассекают чайки, их крики Вино уже выветрилось из наших голов, но голод, вопреки нашим дрожаньям над каждым часом, все равно дает о себе знать, как бы насмехаясь над тем, что укротить его нам ни за что не удастся.

– Срочно пьем кофе и затем сразу же к красным колонам.

Она имеет в виду стрелку Васильевского острова.

– Там могут получиться чудесные фотографии, – замечаю я. Как будто ничего более фотогеничного, чем центр Петербурга, в черте этого города более не существует.

– Нет, – мотает головой она. – Фотографии нам ни к чему.

– Это еще почему?

Я вылупляю на нее удивленные глаза. Она медлит какое-то время, потом, колеблясь, сухо, как бы не при деле, выдает:

– Потому что. Лишняя трата времени. Только не спрашивай больше ни о чем. Нет времени объяснять.

Она колеблется, порывается признаться, рассказать обо всех своих несчастьях жизни, только вот другая она – обратная сторона личности, храня обещание забыть на несколько дней о жизни до, – беспощадно подавляет то желание.

Нам приносят горячий кофе в белых чашках с блюдцами и серебряными ложечками. Слишком горячо, чтобы сразу же проглотить. Арина старательно дует…

Мимо столько лиц минует. Неспеша, вальяжно. И все они не понимают самого простого: кротости временной петли. Они не спешат любить, не спешат оставить отпечаток на истории человечества, они как будто ничем не увлечены и ни к чему не стремятся, поэтому и плывут по течению, суша весла…

К нам вдруг подступает отчаливший от фонарного столба пьяница, красная морда, уродливые шрамы и лунки на щеках, запах перегара сражает наповал…

– Выручите бедняка…

Арина без слов достает мелкую купюру из кошелька. Пьяница, первым делом откланявшись, бережно перенимает деньги, как самое ценное, как молодую жизнь. И даже в кошелек не заглянул. Удивительно, что выпивоха является порой ходячим сборником правил этикета… Лицо его все сияет, кажется, будто после череды неудач он не в силах поверить в огромную щедрость.

– Счастья вам и здоровья, – бессвязно желает тот, на отрываясь от купюры, которую он обменяет на две бутылки. Воспринимая за игру, Арина улыбается, как царица, которой плетут лести… – И всего благополучия, и чтобы успели…

– Идите отсюда, – недовольно, махнув рукой, погнала пьяницу она, едва заслышав чертов намек… И, когда тот скрылся из виду, она с мольбой обратилась ко мне. – Все указывает на время. Никуда нам от него не скрыться.

– К сожалению. Мы привязаны к нему, как висельник к петле.

– Точнее и не скажешь. И оно ведь нас однажды убьет.

– Оно убило уже многих.

– Убило. И не добралось еще до новых людей. И нам не избежать его удушения.

– Ладно, хватит, – в легком раздражении обрывает разговор она. Лицо ее искажается жутким недовольством, а через несколько секунд вновь расслабляется. Краски добродушия возвращаются, складки гнева расправляются… – Я хочу быть сегодня и завтра счастливой, – тихо признается она. Вчера я была счастливой. Ночью и сегодня утром тоже.

– Иногда счастливым что-то или даже многое так и мешает быть.

– Тогда будем избегать это «иногда».

Белые чашки быстро пустеют, только и остаются на белоснежных стенках кофейные разводы. Небо так и светит голубизной, какую человек, почти что приучив, научился рассекать машинами, но какой мы все еще восхищаемся, подобно малым детям.

– Идем, нам уже пора, – Арина покрывает своей маленькой ладонью мою ладонь, тем самым упрашивая поспешить.

На стрелке Васильевского острова многолюдно – достопримечательностям не укрыться от туристов. Арина ведет меня к гранитным бордюрам, к воде не спускаемся. Нам открывается вид на широкий простор Невы, Петропавловскую крепость с золотистым шпилем, Троицкий мост, за каким прячется оставшаяся часть города… Глаза девушки полны восхищения, как будто в жизни она не видела ничего более прекрасного, а мне самому как-то безразлично на все эти творения Петра и его потомков, я с самого детства глазею на них и теперь уже не переношу их. Сейчас я только и жду, когда насладится видом она, и ей хватает буквально несколько мгновений: настолько она стремится урвать и запечатлеть в памяти каждый кадр.

Я притягиваю ее к себе. Она охватывает меня за шею. Тянется к губам. Целует. Яркое солнце не