Жажда приключений - Андрей Андреевич Храбрый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно же, очень нравится? Что за аромат?
– Если скажу, ты будешь бегать по магазинам и искать его.
Я смеюсь – получается как-то болезненно, само собой, словно кто-то другой подменяет меня или словно я актер немого кино, которого озвучивает посторонний.
– С сиренью, так?
– Ага, – медленно кивает головой Арина, – сирень там есть.
– Я ведь могу и без названия искать этот аромат, только помня его звучание.
– Я хочу, – голос ее вдруг меняется на серьезный. Она вдруг останавливается и принимается бурить меня взглядом. Ее серы глаза не оставляют живого места на коже моего лица. – Я хочу, чтобы ты навсегда запомнил этот аромат, как и тот поцелуй. Но я не хочу, чтобы ты пытался найти его. Обещаешь, что не будешь искать?
– Обещаю, – с детской наивностью проговариваю я.
Она вытягивает руки и обнимает меня.
– Послушай его еще раз. И запомни навсегда.
Нечаянно я касаюсь ее шеи кончиком носа. Сладкий лепет поднимается с ее кожи. Мимо проходит мужчина: на нем выглаженная белая рубашка, в руках его кожаная сумка, в какой явно хранятся важные бумаги, и он не проливает на нас ни капли внимания. Его интересуют только дела, это видно по уверенной походке, какая бывает, когда с нетерпением ждешь исход удачной сделки, какая сулит множество бумажек. Дураки смеются над деньгами, умные считают деньги, а где истинна – не определился ни один философ. Никто так же не знает, в чем красота: красота ли в человеке, или в том, что он создает, или…? Миром неумело правит субъективность. Меня вдруг так и зачесало выразить эту мысль ей, но я не находил ни одного подходящего повода для этих слов.
Арина тянется к мои губам. Я закрываю глаза. Как будто бы рядом тот, кого любишь целую вечность, кто для тебя воплощение самого спокойствия, умиротворения, укрытия. Как будто касается меня сам бессмертный дух…
– Я хотела бы повидать все времена года с тобой, – она отступает от меня на шаг, но в груди моей затягивает нечеловеческий вой чувство, будто я теряю это девушку навсегда со всеми возможностями разыскать ее, со всем, что меня когда-то связывало с ней… Я хватают ее за запястье, чтобы точно не отпустить. Арина смотрит на меня широкими глазами, выражающими радость, и продолжает говорить, но не приближается. – Хотела бы встретить с тобой снежную и морозную зиму, золотую осень, цветущую весну, жаркое лето, и все это хотела бы пережить в разных городах, в разных странах, хотела бы увидеть, как наступает зима где-нибудь на Средиземном море, какая весна в Японии… Ну, что ты молчишь? – Ласково проговаривает она, все так же улыбаясь, удерживая расстояние.
– Думаю.
– Думать – слишком дорогое удовольствие, измеряемое не в деньгах. Так что идем скорее.
Мы подступаем к Исаакиевскому собору. В солнечную погоду его крыша величественно разбрасывает блики. Она кажется громадной и необъятной, как будто бы произведена не людьми, а самими атлантами.
Изнутри собор освещает множество свеч – святой дух рассеивает темноту. Тут держится терпкий запах церковных благовоний и воска. Шепот, посетители притихшие, боящиеся разговаривать, как будто за нарушение правил их непременно покарает судья свыше. Возле икон молятся женщины в платках. Священник – окутанный в черное одеяние с огромным крестом на груди плотный мужчина лет пятидесяти на вид – гордой походкой рассекает зал и скрывается за таинственной огромной дверью. Мы покупаем билеты и неслышным шагом поднимаемся наверх по винтовой лестнице, как будто бы одолженную у средневекового замка.
Арина опирается локтями о перила и вытягивает подбородок вперед, как будто с решением вспорхнуть или в попытке разглядеть мир за горизонтом. С колоннады открывается вид на многочисленные дома, кажущиеся бесконечными, заполняющими весь земной шар, Исаакиевский сквер из-за крохотных людей кажется куда намного большим, чем есть на самом деле. Но это только иллюзии, безобидные в отличие от тех, что строим мы…
– Небо такое красивое, – замечает она, когда я стою рядом с ней и смотрю, не зная, на чем конкретно сосредоточиться.
– Оно всегда красивое.
– У мечтателей, – улыбается она, – которые из раза в раз находят в нем некую изюминку, может быть, а у обычных людей.
– Не такой уж я и мечтатель.
– Да ну, – смеется она, – а по-моему, очень даже, – тут она меня треплет за щеку. – И ничего в том постыдного нет. Мечтатели, наоборот, в выигрыше живут. У них жизнь порой намного ярче, чем у…
– Чем у…? – Пытаюсь вытянуть из девушки оборванное окончание я.
– Не важно. Быть мечтателем – это дар. Представляешь, – на полном серьезе начинает она, – я даже завидую тем, кто любит спать только потому, что перед сном представляет всякое, чего не существует в реальной жизни, но с чем непременно встретится в дремоте.
– Не знаю никого такого.
– А ты будешь мечтать обо мне перед сном?
– Буду, – тихо, смущаясь посторонних, признаюсь я.
– Значит, я стану для тебя ходячим воспоминанием?
Меня ураганом тянет завести песню о том, что я не потерплю разлуку с ней, что хочу быть рядом постоянно невзирая ни на что, но тут же перехватывает дыхание – это как знак свыше, просьба замолчать, не реагировать, не отвечать, чтобы не нагонять лишнюю тоску…
– У тебя никогда не возникало желание что-нибудь скинуть с высоты?
Я перегибаюсь через перила и вглядываюсь вниз: высота предостаточная, можно и в лепешку разбиться. Внизу припаркованы машины, бурное движение по кольцу, крохотные люди, внизу обыденная жизнь, какая не вызывает интереса…
– Если только в детстве.
– Жаль, что у нас ничего такого нет, – я одаряю ее негодующим взглядом воспитателя. У каждого легкомыслия, как и у всего прочего, должны же быть рамки дозволенного…
– И слава богу…
– И правда, – неожиданно, как бы в извинении, признается она. – Идем скорее. Найдем то самое кафе, где готовят огромные молочные коктейли, а потом нагуляемся. Нет, потом заскочим куда-нибудь в музей. В какой ты хочешь? Или это все так банально?
Я пожимаю плечами. Быстрый девичий лепет выбивает из равновесия ударной волной – я уже не в состоянии соображать, мозгу как будто требуется перезагрузка…
– Если учитывать, что вчера мы сбежали с концерта…
– Да уж, – без стеснения смеется она и тянет меня за руку к винтовой лестнице, – некрасиво получилось, но уж лучше так, чем… Концерты не для нас, видимо.
Громкий говор Арины привлекает к нам безынтересное внимание, отчего я не вылезаю из дискомфорта. Мы выпархиваем на проспект и тогда я, уже более не боясь посторонних, продолжаю разговор:
– А музеи?
– Там мы еще не были. Какой ты бы хотел посетить вместе со мной?
– Точно уж
