Жажда приключений - Андрей Андреевич Храбрый

– Еще быстрее!

И тогда я еще сильнее надавливаю на педаль. Мотор громко гудит, но это приятный шум, чем-то напоминающий о старых мечтах… Машина мчит сто шестьдесят, и я решаю держать эту скорость.

– Быстрее не поеду.

Машина требует полной сосредоточенности: одно неверное движение, любая заторможенность реакции угрожают аварией. Кровь стынет в висках и во всем теле, но сердце бешено колотится. Среди мелькания всего, что только попадается на дороге, я краем глаза успеваю взглянуть на нее.

– Да ты вся в кресло вжалась. Не слишком быстро?

– Нормально. Не привыкла. Я просто никогда так быстро на машине не ездила. Я вообще на машине, считай, не ездила, – лепечет она. – И я просто боюсь тебя отвлекать.

– Нравится?

– Еще бы! Можно окно открыть?

Я киваю, и она открывает окно. Ветер со звонким шумом вливается в салон, заглушает радио, смешивается с ревом двигателя, громко шепчет что-то невнятное. Арина вытаскивает голову наружу. Ее волосы спутываются, развеиваются, но она смеется и даже что-то кричит остающимся позади звездам. Беззаботна и курьезна, не без улыбки, думаю я, следя за пустой дорогой… Она прячется обратно в салон. Поднимает стекло, теперь слышны только двигатель и громкое девичье дыхание. Единство и прямота ее прически нарушены – без расчески тут не справиться. Но она, как заведенная, все еще хохочет – я сбавляю скорость, нет необходимости мчаться.

– Я хотела еще быстрее. Это было так…

– А во мне встрепенулась юношеская страсть к спортивным авто.

– Которая уже погасла? – Я киваю. Перестраиваюсь в крайний левый ряд. Скоро поворот. – Почему?

– Время, – с твердостью в голосе отзываюсь я. – Сначала был юн и думал, что все впереди. Во всяком случае, в том постоянно уверяли родители. Я очень хотел спортивный автомобиль. Именно мечтал. Играл в симуляторы и представлял, как сам вожу подобную машину. Я часто думал над тем, как преображу внешний вид собственной машины, как улучшу ее технические характеристики, но вышло все то, чего больше всего и боялся. Дело даже не в деньгах, – горько вздыхаю я, – дело в возрасте, в самом времени. Я уже не настолько юн, огонь той страсти погасила ответственность перед ипотекой и необходимостью выживания. Работа, работа и еще раз работа – вот и вся жизнь. Тут ни щелки для юношеских мечтаний.

– М-да, – горько вздыхает она и утыкается подбородком в грудь, как будто раздумывая над тем, признать или нет, рассказать ли всю правду или навсегда сохранить тайну.

Она открывает рот, выпускает неясный звук, но тут же раздается лязг зубами, – передумала в последний момент.

Мы уехали чуть дальше Зеленогорска. Вокруг ни движения, только пустынная дорога и тишь. Я останавливаю машину на обочине Приморского шоссе. Через пролесок можно добраться до пляжа.

– Ну, сначала обстановку проведаем? – Арина кивает. – Боишься?

Я делаю выпад, мои пальцы быстро-быстро бегают по ее животу, бокам – она заливается смехом и чуть ли не падает, но я удерживаю ее за талию…

– С тобой не боюсь. Идем. Поищем заодно дровишки.

Мы пускаемся через пролесок. Непроглядная темнота. Слышно только сверчков и тихий-тихий прибой Финского залива. Под ногами хрустят ветки. Мы ступаем по мшистой земле, как по мягкому ковру, легко и беспечно.

– Хотел бы я жить в том городке, – я махаю рукой в сторону Зеленогорска и посылаю ему взгляд, полный печали и мечтаний, какие не притворятся в реальность.

– Почему же не перебрался? – С наивностью спрашивает она.

– Квартиры дорогие. Мечтал жить там почти что с детства, и с того, как замечтал, родители и начали рассказывать о том, что квартиру там не купить. Но и это не все причины. Деньги-то кое-как найти можно, а вот… Просто знаю, что не смогу перебраться, потому что столько сил вложил в собственную квартиру, столько всего с Питером связывает, что оно уже будто бы управляет мной.

Вместо слов Арина ближе прижимается ко мне, обхватив мою руку, и мы идем так, замедлив шаг, как будто рассекаем пустоту, какая грозиться явиться после конца времен… Вот и пляж. Черная вода с пенящимися крохотными волнами, огромная луна на небосводе, разбросанные по остывшему песку валуны и чуть солоноватый запах грязной морской воды вперемешку с тиной. Мы проходимся по берегу, погружаем ладони в воду: холод, и только.

– Если так можно сказать, то вполне уютно, – отшучивается она, а затем поднимается на камень и вглядывается в темноту. Я держу ее за руку с готовностью поймать в любой момент, но она крепко держит на ногах. – И никого не видно. Человеческие тени пропали и скрылись на всю ночь по домам. Чудо, правда? Чудо, что мы с тобой бодрствуем и понимаем жизнь лучше других?

Она осторожно прыгает мне на руки – я ловлю ее и, держа на руках, целую. Под сиянием луны кожа ее тонка и светла, она впитывает в себя серебристый свет, но не отражает его упавшей звездой.

– Правда. Нам жутко повезло, что мы поняли за кратчайшие сроки, что такое настоящая жизнь.

– Или, наоборот, не повезло: как теперь мы будем с этим знанием проводить свои оставшиеся дни? Как мы будем влачить свое рутинное существование, зная, что можно по-другому, но не имея возможности снова нырнуть в эту реальность, ведь если так подумать… Если подумать… – Она затихла, а потом обратилась ко мне широкими глазами. – Устал меня держать?

Я героически в отрицании мотаю головой, хотя руки уже наливаются тяжестью.

– Поставь меня. Посидим немного на камнях, хорошо? А потом сходим за вещами.

Мы усаживаемся на холодный булыжник. Рядом друг с другом. Наблюдаем огромную луну. Наши разумы сливаются воедино, я уверен, что прокручиваем сейчас мы одну и ту же думу, поэтому и молчим…

– Если подумать, – продолжает она, – то жизнь уже будет неинтересна нам… Как оно все глупо. Как глупо вспоминать одно и тоже и целыми днями болтыхаться в каком-то унынии, не находя нужного, того самого, той сути… Ладно, что это я все растягиваю эту минутную слабость. Идем к машине.

Костер. Вечное желтое сияние, завораживающее и пугающее одновременно. Мы развели огонь прямо на песке, выложив для него границы из увесистых камней, набрав всякие деревяшки в пролеске. Пламя стремится к небосклону, будучи обреченным никогда не дотянуться до него. Мы любуемся ночью и ярким желтым светом и ждем угли, чтобы на них пожарить сосиски. Бутылки уже вскрыты, и незначительные капли алкоголя уже циркулируют по нашим сосудам вместе с кровью.

– Так странно порой.

Я поднимаю на нее ожидающий взгляд. На ее светлом лице танцуют тени. Ее лицо покрывает лунный отблеск. Черное небо сегодня удивительно чистое. Даже рассеянные пучки небольших звезд видны.

– Странно, что мы так стойко храним верность. Не людям, но принципам. Каждый день ропщем на судьбу, но на следующий все так же