Жажда приключений - Андрей Андреевич Храбрый

– Давай вместе умоемся?

Я только за совместные водные процедуры, однако… Это уродство природы, высмеянное существами, признавшими в самих себе изящество и величество… К счастью, Арина все понимает… Мгновение от мгновения кажется, что понимает она чересчур много, чтобы оставаться счастливой…

– Не торопись. Подожди пока здесь.

И она уходит в ванную комнату, намеренно покачивая тонкими бедрами, подразнивая, напоминая о сладостях ночи…

И уже минут десять спустя мы стоим перед зеркалом, вместе чистя зубы.

– Ну-ка, сделай так же.

И она оттягивает уголок губ указательным пальцем, держа щетку в зубах. Я повинуюсь.

– Теперь еще вот так.

Она оттягивает второй уголок губ – я опять повторяю за ней.

– Ну? Смешно? – Искаженным голосом пищит она.

– Очень, – схожим тоном соглашаюсь я.

– Иногда так забавно разглядывать собственное лицо, кривляясь перед зеркалом, правда?

Я внимательнее, теперь на полном серьезе, вглядываюсь в отражение: что-то удивительно-забавное и даже по-особенному красивое действительно есть в корченье. Чтобы рассмотреть самого себя с самых разных ракурсов, я пускаюсь дальше растягивать кожу.

– А ты влился в игру! – Смеется она и пускается кривляться вместе со мной, щеголяя обнаженными плечами.

– Понравилось. Я и не думал, что мы можем быть по-глупому милыми, смазливыми.

– Это потому что мы еще молоды.

– Потому что кожа наша в силу лет еще светла и без морщин?

– Именно так, – не без грусти соглашается она. – Странно, что дети так не кривляются.

Отсмеявшись, она продолжает чистить зубы, с вызовом искоса поглядывая на меня, словно ожидая щекотки.

– Одному часто неинтересно.

– Ну а на что молодые родители?

– Они пытаются казаться перед обществом и, что самое страшное, друг перед другом, слишком серьезными.

– Так не только молодые мамки и папки себя ведут, – я киваю в знак согласия. Знаю я множество людей, страдающих манией казаться не по годам серьезными, отчего затуманивается их разум. – Как хорошо, что мы дети, правда?

– Разве мы дети?

Она смешно встряхивает худенькие плечи и игриво улыбается.

– Побудем детьми, позволим себе всякие шалости пока у нас есть время. Иначе потом… Ой-ой…

– Что такое? Что случилось? – Обеспокоенно я дергаюсь, по-глупому держа щетку в зубах.

Она поворачивается ко мне с таким напуганным лицом, как будто она вот только-только заметила пропажу семейной реликвии, какую всем святым поклялась оберегать ценой вечной жизни. Зенки широкие, выпученные, даже кожа под глазом подергивается…

–Неужели я чуть не заговорила о том, что мы условились ни за что не поднимать? О жизни… – Я пожимаю плечами, смутно припоминая каждое вчерашнее обещание. – Она пропитала меня настолько, что даже сейчас, в момент, когда я напрочь решила на несколько дней отрезать от себя прошлое, все равно покоя не дает… А ведь нам нужно обязательно от нее избавиться!

– Алкоголь? – Неуверенно предлагаю я.

– Идея что надо, но поможет ли он расслабиться? Лучше сделаем масочки…

Я усмехаюсь и киваю. Давненько не занимался этим женским уходом за кожей лица. Кажется, последний раз более года назад, когда еще…

– А у тебя есть? – В надежде спрашиваю я.

– Там, в чемоданчике.

Чемоданчик, даже не чемодан. Видно, соображаю я, ничего толком она и не думала с собой увозить, чтобы по полной ограничиться от старых вещей, назойливо напоминающих обо всех невзгодах жизни.

– Надо достать, – заканчивает она и затем отцепляется от меня.

Я остаюсь в ванной. Дверь распахнута. Слышно, как скрипит дверца шкафа, как шуршат колесики чемоданчика, как жужжит молния. Арина возвращается пару минут спустя с двумя одинаковыми масками, убрав чемоданчик обратно в шкаф.

Мы одновременно вместе вскрываем упаковки и наносим содержимое на лицо.

– Ну вот, теперь надо подождать минут пятнадцать. Засекай.

– Часы там, – я киваю куда-то вправо. Странно, что местный измеритель времени не водится в гостиничном номере.

– Идем.

Арина проводит меня за руку в комнату. Мы плюхаемся, как маленькие, в кровать, не боясь поломать ту. Белые маски потешно смотрятся на наших лицах, но в номере зеркало только в ванной.

– Иди ко мне.

Она обхватывает мою шею, прижимается так плотно, словно в намерении больше никогда не отпускать, и я аккуратно кладу руки на ее обнаженную поясницу, ощущая трепетное тепло женского тела.

– Спустимся за вином? А потом поднимемся обратно в номер, хорошо?

– В таком виде?

– Это слишком, – серьезно, но будто со смехом, отвечает она. – Сначала поваляемся, потом спустимся. Потом выпьем, и тогда я скажу, чем мы займемся.

– Не терпится узнать…

– Что-то не особо-то заметна твоя торопливость.

– Как же она должна проявляться?

Арина пожимает плечами и целует меня в губы и потом вновь опускает голову мне на плечо. С ее темно-каштановых волос струится приятный, сладковатый аромат.

– Не могу лежать без дела, – она приподнимается и нависает на до мной, как грозовая туча над жилым кварталом. На мое лицо падают тень девушки и темно-каштановые волосы, шелковистые на ощупь. – Ну совсем не могу. И не представляла, что это ожидание окажется такой мукой, а все думала, думала…

– Ну, что же думала?

– Что это будет забавно.

– Что же такое «забавно», по-твоему?

Она замялась и серьезно задумалась. Прикусила губу. В ее черных зрачках, окруженных стальной мутью, отражаются маятникообразные колебания различных мыслей.

– Кажется, я никогда не думала о том. Я знала, что это такое только подсознательно, инстинктивно. Объяснить не могу. «Забавно» больше относится к детям, к свободе и ранней молодости, когда смешон всякий вздор, когда безбашенное поведение не вызывает у посторонних желание покрутить пальцем у виска, когда любопытство, смешенное с задором, совершенно нормально…

– Но ты не сказала ничего конкретного, – по-доброму усмехаюсь я.

– Тут ничего конкретного и не скажешь, – как-то даже обижено фыркает она.

– Прости, не хотел задевать…

– «Забавно», – воинственно начала она, – это когда тебя смешит всякая ерунда, хоть слово, хоть какой-то глупый поступок, хоть мороженное или шоколад, отчего безмерно счастлив, отчего переживаешь детство вновь, во второй раз, а потом в третий… Достаточно конкретно?

Вместо ответа я непродолжительно целую ее в губы, чувствуя, как размазываются маски по нашим лицам.

– Я нахожу тебя забавной, это значит, что я вижу тебя счастливой?

– А я и счастлива сейчас, – улыбается она. Ее измазанное белым гелем лицо беспричинно смешит.

– Безмерно?

– Иначе никак.

Я смотрю на экран телефона. Так и мучит желание о забыть часах, о календаре и всем том, что каким-либо образом напоминает о времени и дате.

– Все, пора.

– Все? – Недоверчиво вскидывает глаза она на меня и одновременно с тем вскакивает, порываясь как можно скорее смыть с себя бремя. – Тогда идем скорее смывать это все, а потом…

– А потом… – Добродушно передразниваю ее я, еле поспевая.

Мы тщательно смываем гель, вытираем кожу насухо, наскоро одеваемся и выходим на улицу. Как странно в рабочий день прогуливаться так, словно весь мир – твое автономное творение, за которым ты только следишь. Утренние люди спешат на смены, успевая заскочить за кофе или обедом с собой, и уж точно вальяжно не прогуливаются, как это делаем мы…