Жажда приключений - Андрей Андреевич Храбрый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Намереваешься сбежать?
Ее растерянный вид и наивный вопрос обескураживают. Сейчас я не улавливаю ход ее мыслей не от пьяной головы, а оттого, что ни малейшего понятия не имею, чего можно ожидать от незнакомки и как она мыслит.
– Никуда я не сбегаю. Просто полночь… Я не смогу уехать.
– Тогда никуда и не уходи. Останься со мной на ночь. В гостинице.
Вообще-то, я не разу не посещал гостиницы в качестве любовника.
– Или боишься? – С вызовом и одновременно с насмешкой смотрит она на меня.
– Что за вопросы?
– Вот и славно, идем скорее, – бегло оставив след губ на моей щеке, Арина тянет меня за руку. – Не время боятся. Боятся лишь те, у кого огромный запас минут и часов, и дней, и недель, и месяцев, и даже годов. Им нечего терять, раз они позволяют себе изводить самих себя всякими вздорами.
Под вечерним покровом конца августа мы выходим на набережную Кутузова, остается только дорогу перейти. Прохладный ночной ветерок развивает наши волосы, пробегает по коже, терзает женское платье. Поток машин вдалеке удерживает красный. До ближайшего светофора, чтобы перебраться к гранитным стенкам около квартал пути. Можем ли мы позволить себе даром терять около тринадцати минут?
– Перебежим? – Она кивает вперед и вместе с тем как будто зовет с сию же секунду ринуться через дорогу.
Я колеблюсь. Нарушать правила… Но, с другой стороны, ради чего нам терять эти крошки времени? Мы пропускаем неистовый поток жужжащих двигателей, стоя на самом крае пешеходной зоны, и затем, убедившись, что стражей порядка нигде не видно, торопливо пересекаем проезжую часть.
Город заливает темнота, которую человек уже давно пытается рассечь прожекторами. Черная вода, ласково шурша и пенясь, плещется о гранитные стены. Желтым подсвечивается стрелка Васильевского острова, а вместе с ней – Петропавловская крепость и фасады зданий, выстроившихся вдоль реки… В полутемени под свечением тусклых фонарей, я разглядываю в ее личике нечто заморское… Отличается она от других женщин какой-то особенностью, какой-то невоплощенной страстью, утратившей надежду, застывшей в небольшой груди красивым янтарем. Теплится в ней нечто непривычное, несвойственное всем тем девушкам, каких я встречал раньше. То ли это неясность и одновременно раскрепощенность ее намерений так очаровывают, то ли это темень, подчеркивает ее черты, выставляя напоказ самые лучшие отрывки ее изящного молодого личика, только вот меня тенят к ней, как мотылька к горящей лампочке, с целью разгадать правду, найти иголку в стоге сена,…
– Ты как будто создана, чтобы быть любовницей писателя.
Я не контролирую себя вовсе, как будто кто-то другой, кукловод, спрятавшийся за моей спиной, заставляет раскрывать рот. Алкоголь ли это? Вряд ли. Может, я незаметно для себя уже увлекся пустяками и мечтами?
– Слишком мечтательно звучит, – притихшим голосом сообщает она. Почти что насмешливо, думаю я.
Арина обнимает меня, обвивает мою шею руками, умещает щеку на моем плече. Что-то откликается в груди, и я, не теряя ни секунды, притягиваю ее за поясницу вплотную к себе… Мечтательность ли? Юношеская, заснувшая давным-давно, с момента получения первой зарплаты, когда наступила взрослая жизнь. Точно, это вдруг заговорила возродившаяся фениксом юность: неисполненные мечты, упущенные возможности и желания, все они, собравшись воедино, взвились…
– Потанцуем? – Шепотом просит она.
– Жаль, что сегодня не полнолуние, жаль, что все еще не видно лунного диска.
– Почему же?
– Не будем портить момент.
Мы медленно вальсируем вдоль реки под звуки ночного города и тихое плескание темной воды о гранит. На наше счастье, прохожие не попадаются нам на пути, лишь редкие с противоположной стороны посматривают на нас, но в тех чужих глазах – зависть и желание оказаться на нашем месте, прикрытые масками неприязни и возмущения. Нас ничто не трогает, даже периодический поток машин для нас не более, чем отдаленное и недоступное, несущественное.
А потом, вдруг остановившись, она звонко засмеялась. Беспричинно и красиво. По-детски. Сцепив руки за моей шеей, закидывая голову назад. И меня самого потянуло смеяться.
– Так смешно, – отстраняется она от меня, с игривым огнем поглядывая на мои губы. – Музыки нет, а мы все равно танцуем, будто она играет… О чем ты думал?
– Ни о чем. Я вообще думать не мог.
– А я думала о том, как легко… Как легко мы живем и как тяжело одновременно. Забавно, правда?
– Пожалуй.
– Нет! Ничего оно не забавно, – на удивление спокойно и в полном здравии начинает лекцию она. – Легко, когда ты богат, когда… Когда ты – капиталист, вот! Именно капиталист! Нет, им еще тяжелее: у них нет душ. Они мертвые людские остатки, помещенные, по иронии судьбы в самые тепличные условия. А теперь, закроем эту тему. И пойдем потихоньку домой…
Я вглядываюсь ей в глаза: что-то тут неестественно, как сон, что-то противоречиво, чересчур необычно. И тут она, словно заподозрив неладное, в намерении сохранить тайну отступает еще на шаг назад и прячет, низко опуская голову, среди крохотных трещин асфальта взгляд.
– Идем скорее, – требует она и тянет за руку, цепко обхватив запястье, как будто я могу воздушным шариком вырваться и затеряться среди небесных просторов.
Мы перебегаем дорогу. Набережная с нашими танцующими тенями навсегда остается позади, отпечатав на асфальте наши темные облики…
– А как же боязнь прожить пустую, бессмысленную жизнь? Это не тот ли страх, который имеет смысл держать в голове на прицеле, чтобы ежесекундно избегать его?
– Бессмысленное существование боятся лишь те, у кого навалом времени, кто позволяет себе думать о том, как сжечь время, как скоротать его, чтобы скорее наступило завтра… В общем, бессмысленность боятся лишь те, кто ей уже пропитался до ниточки.
– Удобно.
– А разве оно не так? – Она вглядывается в мое лицо, зрительно пронзает насквозь, отчего по спине пробегает дрожь. Она как будто не видит меня, как будто для нее я не существую, как будто для нее я лишь тень, какую она захотела привязать к себе, как привязывают дети к запястьям веревочки воздушных шариков…
– Может быть, просто до этого я как-то по-другому подходил к страху.
– А сегодня все другое. Мир сегодня другой, а вместе с ним и мировоззрение… Надо торопиться.
Я улыбаюсь без причины, только от необходимости улыбаться. Ночь уже подступила к черте города. Улицы практически опустели. Ночные дежурные приняли свои смены, дневные с облегчением спрятались по домам. Лето, от и до наполненное работой, так и осталось незамеченным, словно никаких белых ночей вовсе и не было, а теперь опять эта темнота… Транспорт
