Сивилла - Флора Шрайбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реальным для Сивиллы – как и прежде, до того как ее состояние было определено диагнозом «множественное расщепление личности», – продолжал оставаться тот факт, что она теряет время. В конце 1957 и начале 1958 года Сивилла все еще обещала себе, что больше никогда не потеряет время, и в этом обещании взрослого человека, как когда-то в обещании ребенка, звучала нотка: «Я буду хорошей, я перестану быть плохой». Если же, несмотря на это обещание, она вновь теряла время, то попросту вновь принимала решение, что в дальнейшем это не должно повториться. Лишь когда проходил длительный период без потерянных интервалов времени, она ощущала, что ей становится лучше.
Таким периодом были ноябрь и декабрь 1957 года. За этот период Сивилла ни разу не испытывала страданий по поводу того, что возникла какая-то странная ситуация, в которую она попала неизвестно как. И Сивилла, и доктор Уилбур надеялись, что они достигли земли обетованной в интеграции.
Однако земля обетованная исчезла утром 3 января 1958 года, когда доктор Уилбур в назначенный час открыла дверь приемной, чтобы встретить Дорсетт. Там никого не было. И лишь через пять дней утренняя почта принесла весть о возможном месте пребывания Сивиллы.
Письмо, адресованное доктору Уилбур по ее старому адресу – 607, «Медикал артс билдинг», угол 17-й и Додж-стрит, Омаха, штат Небраска – и пересланное оттуда, содержало подсказку. В этом письме, написанном детскими каракулями на фирменной почтовой бумаге отеля «Бродвуд» в Филадельфии и датированном 2 января 1946 года, сообщалось:
Дорогая доктор Уилбур,
Вы сказали, что поможете мне. Вы сказали, что любите меня. Вы сказали, что я хорошая. Почему же вы мне не помогаете?
Пегги Энн Дорсетт
Прошло четырнадцать лет с тех пор, как доктор Уилбур покинула Омаху, и письмо за подписью Пегги Энн свидетельствовало о крайнем замешательстве. Сам тон письма был недовольным, в нем чувствовались разочарование и неудовлетворенность тем, каким образом проходит анализ. Почтовый штемпель Филадельфии еще больше огорчил доктора. Надежды, которые она разделяла с Сивиллой в ноябре и декабре, рухнули.
Бездействие со стороны доктора было более недопустимо, хотя именно такую позицию она собиралась занять, когда 3 января на очередной сеанс не явилась ни сама Сивилла, ни кто-нибудь из остальных «я», – этой линии поведения доктор придерживалась ранее во время подобных эпизодов. Доктор всегда опасалась, что какие-либо действия запустят цепочку событий, в результате которых имя Сивиллы появится в полицейских досье, что может привести ее в психиатрическую лечебницу. Полная решимости защитить свою пациентку от такого варианта развития событий, доктор вновь не стала уведомлять полицию.
Несмотря на то что с момента, когда Пегги Энн отослала письмо из Филадельфии, прошло уже пять дней, доктор решила попробовать позвонить в отель «Бродвуд». Она колебалась только потому, что не знала, о ком наводить справки. В отеле могло быть зарегистрировано имя Пегги Энн Дорсетт или Пегги Энн Болдуин, поскольку Пегги Энн называла себя и так и этак. Могло там фигурировать и имя Сивиллы Дорсетт, которое по совету Вики часто использовали остальные личности. Вообще говоря, Сивилла могла зарегистрироваться под любым из пятнадцати имен своих «я». А мог появиться и какой-нибудь новичок. Доктор Уилбур не знала, следует ли ожидать появления иных «я».
– Говорит отель «Бродвуд». Доброе утро.
На линии была служба регистрации отеля.
– Доброе утро, – сказала доктор. – Скажите, пожалуйста, у вас зарегистрирована некая мисс Дорсетт?
– Номер тысяча сто тринадцать, – ответил клерк. – Подождите минутку, пожалуйста.
– Нет, не беспокойте ее, – сказала доктор, неожиданно решив подстраховаться. Не зная, с какой именно из мисс Дорсетт ей придется столкнуться, она быстро приняла решение. – Свяжите меня, пожалуйста, с вашей заведующей хозяйством.
Доктор рассудила, что будет лучше не разговаривать с Пегги Энн, когда та находится в смятении.
– Я врач, – пояснила доктор Уилбур через несколько секунд. – Одна из моих пациенток, мисс Дорсетт из номера тысяча сто тринадцать, не очень хорошо себя чувствует. Не будете ли вы добры заглянуть к ней и дать мне знать, как она там? Прошу вас не рассказывать ей о том, что я звонила вам.
Доктор дала свой номер телефона заведующей хозяйством отеля, пообещала оплатить ответ по телефону и стала ждать.
Спустя пятнадцать минут ей позвонили из отеля.
– Доктор Уилбур?
– Да.
– Это миссис Траут из отеля «Бродвуд» в Калифорнии.
– Да. Как она?
– Прекрасно, доктор, прекрасно. Бледненькая и худая, но в полном порядке. Она очень мило смотрится в своей пижамке в оранжевую и зеленую полосочку. Она сидела за ночным столиком и что-то рисовала карандашом на нашей почтовой бумаге.
– Мисс Дорсетт что-нибудь сказала? – спросила доктор Уилбур.
– Немногое. Она только сказала, что скоро пойдет прогуляться, чтобы сделать кое-какие наброски. «Лучше не ходите, – посоветовала я ей. – Не та сейчас погода, чтобы разгуливать по улице. Бюро погоды предсказывает ужасную метель». Она сказала, что еще посмотрит. Она была бледной, но не показалась мне больной, доктор. Правда, не показалась.
Доктор Уилбур выждала несколько минут, а потом решилась позвонить в «Бродвуд», чтобы убедить Пегги Лу вернуться домой: хотя письмо было написано Пегги Энн, миссис Траут явно разговаривала с Пегги Лу. Именно Пегги Лу работала в технике карандаша. Именно Пегги Лу мог ла бы приобрести пижаму, которую описала миссис Траут. Казалось вполне вероятно, что Пегги Лу и Пегги Энн предприняли это путешествие совместно, как они частенько делали: Пегги Лу – в качестве защитницы Сивиллы от гнева, и Пегги Энн – в качестве ее защитницы от страхов.
Однако когда доктор позвонила в номер 1113, там никого не оказалось. Позже, когда ей удалось разыскать миссис Траут, которой пришлось взять на себя обязанности дежурного, потому что клерк опоздал из-за метели, та сообщила ей:
– Мисс Дорсетт вышла на улицу в такую метель! Я упрашивала ее не выходить, потому что обещали плохую погоду. Но она сказала, что сама о себе позаботится.
В 10.15 вечера доктору, вновь попытавшейся связаться с номером 1113, сообщили, что мисс Дорсетт выписалась из отеля.
Доктору оставалось только надеяться, что Сивилла станет собой и благополучно вернется, или что вернется очередная альтернативная личность, или даже что Вики сумеет каким-то образом позвонить доктору, как она делала во время некоторых других выпадений из реальности, переживаемых Сивиллой в ходе анализа. Но звонка не было.
На следующее утро, выйдя в приемную, чтобы положить на столик свежие журналы, доктор обнаружила там стройную фигурку Сивиллы Дорсетт. Не зная, с какой личностью она имеет дело, доктор обратилась к ней, не называя имени:
– Входите.
Некоторое время пациентка удрученно молчала.
– Это опять случилось, – наконец сказала она с тоской. – Рассказывать вам об этом еще тяжелее, чем я думала.
– Сивилла? – спросила доктор.
– Сивилла. Я пришла в себя на какой-то улице в Филадельфии, в ужасном районе складов. Это было еще хуже, чем во время других случаев. Настоящий кошмар. И это после того, как мы уже решили, что такое больше не повторится. Ах, доктор, мне так стыдно.
– Успокойтесь, а потом начинайте рассказывать, – посоветовала доктор.
– Я всегда обещаю себе, что такое больше не случится, что я начну все заново. Но на этот раз я действительно надеялась. Сколько раз уже мне приходилось начинать все заново?
– Я не знаю, сколько раз, – ответила доктор. – Не пора ли бросить эти попытки? Они не приведут ни к чему хорошему. Зачем начинать все заново? Почему не начать с той точки, в которой вы находитесь?
– Мне неизвестно, что делается от моего имени, – пробормотала Сивилла. – Может быть, какое-нибудь*censored*ганство. Или даже убийство.
– Сивилла, – твердо сказала доктор, – я уже не раз говорила, что никто из других ваших «я» не нарушает ваших этических норм.
– Да, вы говорили, – встревоженно подтвердила Сивилла, – но откуда вы это знаете? Какая тут может быть уверенность?
– Сивилла, – рискнула предложить доктор, наверное уже в сотый раз за эти три года, – я хотела бы, чтобы вы выслушали магнитозаписи высказываний других «я».
Сивилла решительно помотала головой:
– Нет. Единственное, что я хотела бы услышать об этих «других», как вы их называете, так это то, что их больше не существует.
– Это придаст вам уверенности, – настаивала док тор. – Когда Пегги будут рассказывать мне о Филадельфии, почему бы не записать их рассказ на магнитофон? Потом вы сами прослушали бы его.
– Пегги? – в замешательстве переспросила Сивилла. – Вы знаете, что там были именно они? Откуда вам это известно?