Сивилла - Флора Шрайбер

   – Расскажите о них Сивилле.

   – А что толку? – пожала плечами Клара. – Сивилла не умеет слушать. Понимаете, все дело в этой большой стене.

   – Мы собираемся разрушить стену, – ответила доктор. – Все вместе, действуя дружно. – Доктор пристально взглянула на Клару. – Тогда Сивилла обретет способность делать то, чего вы хотели бы от нее. Она больше не будет мешать вашему ученью.

   – Я все равно не хочу помогать ей, – упрямо ответила Клара. – Зачем мне это?

   – Тогда почему бы вам не объединиться с остальными? – настаивала доктор Уилбур. – Вы сможете делать все, от чего получают удовольствие они. Вы можете заниматься этим вместе.

   Клара встала и вновь начала расхаживать по кабинету. Потом она с кислой улыбкой обратилась к доктору.

   – Вы в жизни не видели такого сборища индивидуалистов, – сказала она. – Все они хотят делать все по-своему.

   – Попробуйте! – возобновила доктор свои уговоры.

   Клара рассмеялась:

   – Слышали бы вы, как мы ссоримся. А я их и сейчас ощущаю. Обе Пегги так просто кипят.

   – Клара, послушайте. – Доктор подошла к пациентке. – То, о чем я прошу вас, нужно сделать ради вашего же блага. Ради всех вас. Я уже говорила об этом с некоторыми другими. Все вы должны работать вместе. Все вы должны попробовать установить контакт с Сивиллой. Это, Клара, единственный способ убедить Сивиллу поступать так, чтобы это не мешало вашей собственной самореализации. Неужели вы не понимаете, каковы ставки? Может, вы все-таки попытаетесь понять?

   Комната наполнилась угрозой, когда Клара ответила:

   – Сивилле не следует жить!

   На следующий день в кабинете доктора Уилбур оказалась Нэнси Лу Энн Болдуин. Шум уличного движения казался Нэнси ужасным отзвуком взрывов, поскольку она жила на переднем краю страха.

   – Я не люблю, когда что-то взрывается, – заметила Нэнси. – Всегда что-то взрывается. Когда ты маленький и мать бросает в тебя кубики, то это для тебя все равно что бомба; предметы бьют тебя, ты теряешься, у тебя начинает кружиться голова и вокруг появляются маленькие точечки. И шум, ужасный грохот, который хуже бомбы, когда ты маленький. Самое ужасное во всем этом то, что мать не умерла.

   – Ваша мать похоронена в Канзас-Сити. Сейчас нет никаких взрывов, которые могли бы повредить вам. – Уверения доктора звучали как заклинание.

   – Не понимаю, откуда вы это знаете, – запротестовала Нэнси. – Мать может быть похоронена в Канзас-Сити, но все равно взрываться в моем мозгу. Кроме того, я могла бы назвать много всяких других взрывов, и я не понимаю, как бы вам удалось предотвратить их. Вы не можете удержать газовую горелку или плиту от взрыва.

   – В вашем доме нет газовой плиты. – Доктор пыталась успокоить страх Нэнси при помощи реалистических, практических замечаний.

   Губы Нэнси дрогнули в короткой усмешке, и она дурашливо ответила:

   – Ну, она, наверное, здорово пшикает, когда взрывается. – Страх вернулся к ней, и она добавила: – Но нельзя удержать от взрыва весь мир. Вот тогда пшикнет по-настоящему.

   – Мир не собирается взрываться, Нэнси, – сказала доктор Уилбур.

   – Зачем же тогда строят убежища по программе гражданской обороны? – тут же парировала Нэнси. – Почему везде видны знаки конца? Сатана разрушит этот мир, а Бог заново отстроит его, сделав совершенным, так что больше не будет греха. Во время последней войны – Армагеддона – все будет разрушено, как написано в Пророчествах.

   – Это время еще не наступило. – Доктор Уилбур была полна решимости освободить Нэнси от ее навязчивых идей.

   – Перед концом света, как учат нас Пророчества, – продолжала Нэнси, не обращая внимания на то, что ее прервали, – реки пересохнут и станут подобны крови. Пророчества говорят нам также, что перед концом к власти придут католики, которые будут контролировать правительство и сознание людей. На наших глазах происходит именно это. Каждый день мы читаем о загрязненных реках. Эти загрязнения и есть та «кровь», о которой говорят Пророчества. А поскольку долго без воды не проживешь, все мы умрем, как говорится в Пророчествах. Пророчество о католиках тоже сбылось. Католики начали давно – с постройки школ и колледжей. Но до тысяча девятьсот тридцать шестого или тридцать девятого года – я точно не знаю – они не могли сделать больше. Во всяком случае, они не могли сделать больше до тех пор, пока Ватикан не признали свободным государством с правом высказываться. И вот с этого времени католики стали более могущественными. Настанет время, доктор Уилбур, когда, если вы не будете почитать их священников, кардиналов и пап, вам будет житься, как евреям при нацистах. Католики собираются захватывать все больше и больше власти. И если бы у нас было хоть немного соображения, мы бы не позволили никакому католику баллотироваться в президенты. Если они доберутся до власти, то захватят контроль над образованием. Католический комиссар по образованию для них даже важнее, чем президент. Они знают, что, контролируя детей, смогут контролировать и родителей. Они не упустят ни единого шанса, чтобы поработить нас.

   Нэнси тревожно металась по комнате. Обернувшись к доктору, она заявила:

   – Я никогда не стану католичкой. Я никогда-никогда не буду делать то, что они мне прикажут, и я боюсь того, что они станут творить. Я не хочу, чтобы меня бросили в тюрьму. Но все равно не буду делать то, что они потребуют от меня.

   Скрытые симптомы истерии вышли наружу. Мощное крещендо сильных эмоций заполнило небольшое помещение подобно звукам большого оркестра. Нэнси без сил упала на кушетку.

   – Доктор, – она с трудом шевелила языком, – иногда я так боюсь всего этого, что мне хочется умереть прямо на месте.

   Доктор Уилбур тихо и спокойно ответила:

   – Зачем вам умирать? Слишком многое пришлось бы оставить здесь. Хороших людей. Интересные занятия. Музыку, живопись, природу. – И добавила многозначительно: – Возможность объединиться с Сивиллой и обрести себя.

   Настроение пациентки резко сменилось. Вместо страха появился гнев и инстинкт самосохранения.

   – Зачем вы загоняете меня в угол? – спросила Нэнси.

   – Дорогая моя, я не загоняю вас в угол, – успокаивающим тоном ответила доктор. – Я просто пытаюсь заставить вас понять, что нет причин умирать.

   – Нет причин? – задумчиво переспросила Нэнси. – Есть причины личные, есть и общественные.

   – Каковы же личные причины? – тихо спросила доктор, прекрасно сознавая, что, несмотря на все предыдущие бурные высказывания, первый настоящий контакт с Нэнси возникает только сейчас.

   – О, – ответила Нэнси, – все мы стараемся заставить Сивиллу что-то делать, и ни у кого ничего не получается. Суще ствование, связанное с Сивиллой, – это постоянное разоча рование. Поэтому я сержусь и боюсь. А иногда мне хочется свернуться как младенцу и снять с себя всю ответственность. Но вообще я очень близка с обеими Пегги, а вы зна ете, как они относятся к Сивилле. Сивилла все время заставляет Пегги Лу кипеть.

   Неожиданно снова расслабившись, Нэнси пояснила:

   – Я так близка с обеими Пегги, что взяла у них вторые имена. Но они пользуются фамилией Дорсетт. Я – нет. Я – Нэнси Лу Энн Болдуин. Мисс Болдуин была учительницей, которой воображала себя Сивилла в то время, когда появилась я.

   – А какие другие личные вопросы беспокоят вас, Нэнси? – поинтересовалась доктор. – Что бы вы хотели делать, но не можете?

   – Ходить на ногах, которые не подгибаются, – прозвучал удивительный ответ. – Мне хочется бывать в разных местах, заниматься разными делами. Вы же понимаете, что с Сивиллой это не получится.

   – Мы можем устроить так, что получится, – пообещала доктор.

   – Боюсь, все же не получится, – резко ответила Нэнси. – Но как раз сейчас меня больше беспокоят общественные проблемы. – В ее глазах вновь появилось выражение страха. – Эти католики проскользнут, когда от них меньше всего ожидаешь. Они захватят нас врасплох.

   – Меня они не захватят, потому что я их не боюсь, и верю я не так, как вы. Я верю…

   – Времени осталось совсем немного, – истерично заговорила Нэнси. Потом повторила уже тише: – Я бы хотела умереть, но Бог не позволяет мне. Вы понимаете, мне самой пришлось бы делать это, а самоубийство – это так же неправильно, как следовать указаниям католиков. И в том и в другом случае я предала бы свою душу дьяволу.

   – Послушайте, Нэнси…

   Доктор пыталась сбить этот настрой, представив иную точку зрения, но Нэнси оборвала ее:

   – А я не желаю, чтобы дьявол победил!

   – Нэнси, – ответила доктор, решив радикально сменить тему, – если бы вы и Клара, да и некоторые другие, а в особенности Марсия, присоединились к Сивилле…

   – У Клары те же самые проблемы с религией, что и у меня, – вновь прервала ее Нэнси. – Ее беспокоит то же, что и меня. Я уверена, что вчера она рассказала вам то же самое, что…