Эдера 2 - Операй

— А по-моему — ты.

— Вот новость!

Примирительно улыбнувшись, Отторино произнес

— Отец, ты проделал достаточно неблизкий путь, и в вижу, что ты хочешь поговорить со мной о чем-то очень важном... Не так ли?

— А ты догадлив...

— Весь в тебя. Если бы ты просто хотел справиться о моих делах, то мог бы позвонить...

— Совершенно верно...

После этих слов в каюте воцарилось молчание. Клаудио, неспеша допив свой кофе, с видимым удовольствием закурил сигарету и произнес:

— Я предполагаю, для чего ты ездил к своему приятелю Шлегельяни...

Отторино прищурился.

— Вот как?

— Ну да...

— Предполагаешь, или же он сам тебе об этом сказал?

— Ну, зная, чем владеет твой товарищ, какая у него замечательная картотека, нетрудно догадаться, — поморщился Клаудио.

— Отец, а ты тоже весьма догадлив,— улыбнулся Отторино.

— Весь в тебя.

— Ну, и что же?

— Я думаю, что после того юбилея... Ну, когда там появился этот архитектор. Андреа, кажется, со своей женой, удивительно похожей на Сильвию...

Отторино молчал, понимая, что теперь ему лучше не задавать никаких вопросов.

Клаудио продолжал:

— Этот синьор Давила... Его жена, с таким странным именем...

— Эдера, — подсказал Отторино и почему-то улыбнулся — наверное, вспомнив свой вчерашний визит на «Аиду».

— Ну да, Эдера... Любой человек на твоем месте сразу бы бросился выяснять, не родственница ли она Сильвии, а тем более — имея доступ к замечательной электронной картотеке Шлегельяни, — продолжал Клаудио.

— Ну да...

— Ты мог бы этого и не делать?

— Почему? — совершенно искренне удивился Отторино.— Почему же?

— Это и так понятно... А тем более, таких совпадений не бывает. То есть, — тут же поправился граф, — я хотел сказать, что если бы эта самая Эд...

— Эдера, — вновь подсказал молодой дель Веспиньяни. — Эдера...

— Никак не могу запомнить это имя... Ну ладно. Так вот: если бы эта Эдера действительно была бы родственницей Сильвии, пусть даже самой дальней, то она бы наверняка знала, что является твоей родней... Ты ведь у нас достаточно заметная фигура в Италии, — тонко улыбнулся Клаудио.

— Ты тоже в свое время был весьма значительной фигурой, — вставил Отторино.

— Ну, тем более...

Немного помолчав, молодой дель Веспиньяни осторожно спросил:

— Ну, и к чему же такая долгая дипломатическая прелюдия?

— Я хочу знать, что ты намерен предпринять дальше.

— С чем?

— Ни с чем, а с кем?

— Ну, хорошо: с кем?

— Ну, тек или иначе, это касается прежде самого тебя...

— Вот как?

— Думаешь — и меня?

— Поскольку, поскольку я твой сын, а ты — мой отец, то косвенно это касается и тебя, папа...

Старик качал понемногу выходить из себя — эта беседа вокруг да около начинала злить его.

Ведь он прибыл в Ливорно вовсе не для того, чтобы играть с сыном в этот словесный пинг-понг!

— Ладно, — Клаудио потушил окурок и аккуратно положил его в пепельницу, — что ты намерен делать?

Отторино, будто бы не понимая, что именно хочет добиться от него отец, пожал плечами.

— Жить.

— Понимаю, что жить, а не умирать. И все-таки...

— Жить, как живу...

— Жить как ты живешь у тебе уже не получится, — прищурился Клаудио.

— Ты в этом уверен?

— Убежден, — твердо произнес старый дель Веспиньяни таким тоном, будто бы слова «уверен» и «убежден» имели совершенно разный смысл.

— И откуда такая убежденность? Ты что — видишь какие-то симптомы?

— Разумеется.

Отторино подвинулся поближе.

— Вот как?

— И они налицо.

— Ну, так поделись со мной...

— Во-первых, ты скверно выглядишь...

— Ты имеешь в виду цвет лица? Ну, так это от бессонницы,— вяло заметил Отторино, — ты ведь знаешь, что я страдаю ей вот уже несколько лет.

— Шлегельяни всегда говорил, что бессонница бывает или у больных людей, или у людей с нечистой совестью... А я бы от себя еще и добавил — у тех, кого одолевают какие-то мысли, кто одержим страстью... Впрочем, нечистая совесть, равно, как и страсть — это по-своему, тоже болезнь... А любая болезнь подлежит лечению...

— И ты приехал сюда, чтобы провести курс лечения? — осведомился Отторино.

— Сперва, чтобы выяснить симптомы болезни, — в тон ему ответил Клаудио.

Молодой граф пожал плечами — мол, пожалуйста, весь к твоим услугам.

Клаудио вздохнул.

— Насколько я понимаю, ты хочешь повернуть время вспять...

— То есть?

— Ты сочинил для себя, что эта самая Эдера — Сильвия, точно так же, как я в свое время, еще тогда, в Болонье, придумал для себя, что твой друг Шлегельяни — американец. Только я сделал это совершенно сознательно, потому что хотел досадить ему и еще больше — тебе, а ты — неосознанно. Более того — продолжил граф, взяв еще одну сигарету, — более тога ты считаешь, что если сможешь удержать Эдеру возле себя, то успокоишь свою совесть... Так ведь?

— Та-а-ак, — протянул Отторино, удивленный верностью слов отца.

— Ну, вот видишь... Ты всячески стремишься понравиться ей, ты водишь ее в театр, занимаешь ее досуг, и подсознательно делаешь так, чтобы она начала сравнивать твои достоинства и достоинства своего мужа...

— А откуда ты знаешь насчет театра?

— Ты сам сказал.

— Я?

— Но не я же...

Отторино поджал губы.

— Что-то не помню...

— В начале нашей беседы ты вскользь упомянул, что вчера ездил в Милан, в «Ля Скалу»...

— Ну да...

— А я ведь прекрасно знаю, что ты никогда не бываешь в театре один.

— Верно.

— Остается хорошо подумать, кого бы ты смог избрать себе в спутники...