Эдера 2 - Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джузеппе, лениво ковыряя пиццу в своей тарелке, посматривал на экран.
Да, Сицилия всегда остается Сицилией — Бог щедро наградил ее плодородными землями, горячим южным солнцем, но словно для того, чтобы уравновесить достоинства этой благословленной земли, дал впридачу и страшного спрута — мафию.
Позавтракав, Джузеппе в последний раз бросил пристальный взгляд на телеэкран — портрет подозреваемого в причастности к мафии вновь был показан крупным планом,— и вразвалочку вышел из пиццерии...
Эдера отложила книгу — это были все те же сонеты Петрарки и со вздохом откинулась в высоком кресле старинной работы, обитом желтым выцветшим репсом.
Огромное облако, двигающееся со стороны моря, подкрадывалось как-то незаметно, его гигантская тень падала и на само палаццо дель Веспиньяни, и на прилегающий к палаццо небольшой тенистый сад, проникала в комнату. Такая долгожданная прохлада становилась все ощутимее, тишина — все глубже...
В тот день, накануне предполагаемого возвращения Андре мысли Эдеры были на редкость легки, воздушны, неопределенны...
Она отдыхала.
Внезапно ей стадо грустно...
Теперь, перед самым прибытием Андреа, когда все волнения, связанные с его отсутствием, казалось, были уже позади, когда в душу Эдеры должны была бы снизойти столь желанный покой я тихая, безмятежная радость — ей почему-то взгрустнулось...
Может быть, потому, что ее так сильно тронула слова дель Веспиньяни об одиночестве — человека, который с самого начала произвел на нее впечатление сильного и волевого?
Может быть, потому, что она никак не могла ожидать от него этих слов?
Может быть, потому, что вчера вечером, во время поездки в Милан, ставшей ей такой памятной, она как никто другой почувствовала, как одинок этот человек, который вызывал в ее душе все большую и большую симпатию?
И, наконец, может быть потому, что эта симпатия к Отторино дель Веспиньяни, человеку, не похожему ни на одного, кого она встречала в своей жизни, все глубже и глубже проникала в душу Эдере?
Эдера при всем своем желании не могла ответить на этот вопрос...
И вообще — теперь, накануне прибытия Андреа, ей не хотелось думать об этом.
Вспоминать хотелось только что-нибудь приятное, только то, что как-нибудь напомнило бы ей Андреа.
Раскрыв наугад томик Петрарки, она рассеянно пробежала глазами:
Я лицезрел небесную печаль? Грусть ангела в единственном явленье. То сон ли был — но ангела мне жаль. Иль облак чар — но сладко умиленье Затмили слезы двух светил хрусталь, Светлейший солнца Кротких уст моленье. Что вал сковать могло бы и сдвинуть даль, — Изнемогло, истаяло в томленье. Все — добродетель, мудрость, нежность, боль — В единую гармонию сомкнулись. Какой земля не слышала дотоль. И ближе небо, внемля ей, нагнулось; И воздух был разнежен ею — столь, Что ни листка в ветвях ни шелохнулось.И вновь Эдера отложила книгу — нет, читать в таком состоянии положительно невозможно...
Не потому, что ей не нравится Петрарка, не потому, что она не любит поэзии — просто в последнее время поэзия эта как ничто другое напоминает ей об Отторино.
Как-то недавно дель Веспиньяни в беседе о Петрарке заметил:
— Хорошая поэзия никогда не может писаться человеком, довольным своей жизнью. Как и сонеты Петрарки — мне почему-то все время кажется, что он был очень одинок и несчастлив в любви...
Эти слова Отторино почему-то очень сильно запали ей в душу.
И сегодня, в преддверии радостной встречи, она совсем не хотела думать о нем; воспоминания об Отторино, его образ, его слова, интонации, все это будило в Эдере какие-то смутные предчувствия чего-то нехорошего, все это делало ее несчастной...
«Видимо, это потому, — подумала Эдера, — потому, что теперь я не могу думать о несчастьях, об одиночестве других...»
Она, поднявшись со своего места, взяла с ночного столика фотографию Андреа и нежно улыбнулась.
— Скорее бы ты приехал...
Но в тот же самый момент перед ней почему-то возникло лицо дель Веспиньяни, и отчетливо вспомнились его недавние слова о том, что он, наверное, всю жизнь останется одиноким...
Раздумья Эдеры прервал бой огромных напольных часов, стоявших в углу — они пробили десять, а это значило, что наступало время завтрака.
— Эдерина, Лало! — позвала Эдера детей, игравших в соседней комнате, — быстро мыть руки и вниз, в столовую!
Эдера знала, то там, внизу она и сегодня обязательно встретит Отторино...
Часто, очень часто одной из потаенных дорожек, по которой любовь коварно подкрадывается в сердце, часто бывает гордое и радостное сознание того, что ты очень нужен какому-то другому человеку.
Такое чувство особенно легко покоряет сердце настоящей женщины, ибо оно, как ничто другое удовлетворяет, во-первых, ее постоянной потребности вершить добро (любая женщина признает это), а во-вторых — ее тщеславие (большинство женщин это отрицает).
Чувство это настолько сильно и непоборимо, что иная женщина с благородным сердцем подчас избирает не того, кто ей мил, но может обойтись без нее, а того, кто, может быть любим ею меньше или не любим вообще, но больше нуждается в защите или опеке.
И разве не в этом сущность святого чувства материнства?..
Ах, если бы взрослый сын всю жизнь оставался маленьким птенчиком!..
Ах, если бы он всегда был рядом с матерью, если бы он
