Материалы биографии - Эдик Штейнберг

Кабаковы, видимо, не приедут, у Вики плохо с отцом, а на вторую половину лета они собираются на юг. В середине июля прибудут Ленька с сыном и с Галей, так только что доложила мне Ира Рубанова. А пока – хорошенького понемножку.

Очень хочу в деревню, даже в дождь. Всем большой, большой привет. Что тебе послать, если будет оказия, или с Леночкиными посылками? Позвони обязательно. Целую крепко, крепко.

P.S. Если Шифферсов не застанешь, то дай телеграмму. Еще раз тебя целую. Все шлют тебе привет. Людовик, по словам Пьетро, велел тебе передать, что уедет в Италию устроить семью и тогда появится у тебя. Ну, Бог с ним. Сам обязательно напиши шахунскому.

2

Милый Эдик!

Пишу тебе, как-то грустно на душе. Прямо скажем, тоска. Хотя погода стоит пока хорошая, светит солнышко, и на улице жарко.

Леночка уезжает. Не знаю, как быть с мамой. Видимо, буду часто ночевать у нее. Поэтому если будешь мне звонить, то звони домой, на работу, к маме.

Новостей московских не знаю. Никого не вижу. Вика сообщила, что Оскара Рабина лишили подданства. Вот и все. У Танечки Ольшевской – твоей крестной мамочки – случился выкидыш на 6 месяце, только что позвонила Ольга Людвиговна. Жалко ее до слез.

Шифферсы к тебе не приедут, поэтому если у меня все будет в порядке и с мамой тоже ничего не случится, то хочу брать билет на 14 июля, чтоб 15 быть уже у тебя. Ты, пожалуйста, не грусти, если что нужно, то позвони.

В Москве никого уже нет. Все разбредаются отдыхать, кто куда. Витя на даче, Эдик едет в Новосибирск, Жигалов уехал в деревню, Световы на даче (Зойка поступила в институт). Петя уехал в Югославию, но собирается после возвращения поехать в деревню. Кабаковы тоже, 15–20, планы поездки на юг совсем отпали.

Посылаю тебе 50 рублей и блок сигарет. Колбасу, если будешь есть, обязательно чисть, она немного в холодильнике, видимо, от сырости, покрылась плесенью.

Привет всем. Перед отъездом съезжу на кладбище. С праздником 7 июля, рождеством Иоанна Предтечи!

Б. ЛИСИЦКИЙ22 – Э. ШТЕЙНБЕРГУ

Новосибирск–Москва, 1979–1980

1

Дорогой Эдик!

Спасибо за письмо и за предложение пожить у вас. В Москве буду, судя по всему, в начале сентября. И если осенью ты все еще будешь существовать в твоей не совсем Ясной Поляне, то, возможно, прикачу к тебе, естественно, предупредив телеграммой, дабы ловить, собирать и жарить, а главное, вести извечные российские диалоги.

Как жизнь, работа, натуральное хозяйство?

Больше ничего не пишу, потому что времена писем уже давно кончились, тем более что, как пишет Тынянов: «Тогда стали рыться в разговорах и нумеровать шепоты…»

Гале привет.

Обнимаю, твой Борис.

P.S. Из «Проекта об устройстве высшей полиции» Бенкендорфа, представленного Николаю I в январе 1826 года:

«Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции и, при том самое лучшее, так как оно действует постоянно и обнимает все пункты империи. Для этого нужно лишь иметь в некоторых городах почтмейстеров, известных своей честностью и усердием».

2

Дорогой Эдик!

Спасибо тебе за Новогоднюю открытку и прими мои, еще более запоздалые, но самые теплые и искренние поздравления. Ты действуешь правильно, и если при этом сохраняешь еще внутреннее равновесие, то чего еще можно пожелать в этой неустойчивой жизни… Ты прав, что без любви – мрак, но любовь, как вера; ее не придумывают…

За то время, что мы не виделись: 30 октября очередной отказ, 10 декабря умерла мать. И ровно месяц назад я ее похоронил здесь, в Сибири, а не в Ганновере, где у нее место на кладбище, рядом с ее первым мужем. Чем дальше во времени ее кончина, тем более я чувствую, кого потерял!

Ты понимаешь, что со смертью матери усложняется и мое основное дело, если учесть еще и то, что я женился (я не из тех, кто может существовать в одиночестве) – видишь, насколько все не просто.

Возможно, в конце января буду в Москве, тогда сможем поговорить о многом, – с бумагой все это несколько сложнее.

Большой привет Гале, всем ребятам. Я всех вас помню и люблю. Обнимаю тебя, твой Борис.

3

Дорогие!

Как уже говорил по телефону, то, что нужно, получено (более чем быстро). После Нового года подадим.

Стирайте и ешьте!

Привет всем хорошим людям.

Целуем.

P.S. Галочка! Посылаю бруснику, маринованные грибы и жареные. Жареные – вывали на сковородку, добавь муку и картошки. И должно быть вкусно. Присоединяюсь к Борисиным поцелуям. Привет Мартину. Пишите нам иногда, пожалуйста. Наташа.

4

Дорогой Эдик!

С Новым годом вас, и чтобы все было хорошо… За сигареты спасибо большое, все получили. О какой боязни меня здесь говоришь?..

Что с вашим каталогом? Увидимся теперь после их решения. От всей этой анонимности – сдохнуть можно, а гадать надоело. Будь здоров! Работа – единственное счастье… Гале привет.

Обнимаю. Твой Борис.

Эдик, Галя, спасибо огромное за сигареты. С Новым годом. Целую вас. Всего вам хорошего. Наташа.

5

Сотебе Парк Берне

Лондон, Цюрих, Нью-Йорк, Женева

Предаукционный осмотр

Собрание Полетт Годар-Ремарк

Сезанн, Дега, Монэ, Пизарро, Ренуар, а также

Ряд художников русского и европейского авангарда

Малевич – Родченко – Пуни – Ларионов

Выставка: Вилла Розей и т.д. Цюрих

Аукцион: 6 и 7 ноября в Нью-Йорке

Вот так кончаются жизни реальные и продолжается жизнь искусства… Ты же знаешь, что Полетт Годар – бывшая жена Чаплина и вдова Ремарка.

Гале привет!

Обнимаю, твой Борис.

Р. ЯБЛОНКА23 – Э. ШТЕЙНБЕРГУ

Варшава–Москва, 1980

Дорогой друг.

Так пришло, что мне теперь очень тяжело приехать в Москву, очень долго я вас уже не видел. Как поживаешь, как искусство? Я штудирую искусство и философию на университете в ВОСНИМ, и у меня теперь очень мало времени на поездки. Но я думаю один день позвоню до тебя с Москвы и скажу, Эдик, давай встретимся. Только когда?

Всего хорошего в Новом году.

Е. ШИФФЕРС – Э. ШТЕЙНБЕРГУ

Это послание было написано Эдику в день его рождения, оно сопровождалось фотографией и рисунками Шифферса. Этот лист кто-то у нас позаимствовал для ознакомления и не вернул. Остался только текст. Такого рода послания Евгений Шифферс готовил на юбилейные даты своим близким друзьям. «Бегемот» – название художественно-философского сочинения, которое писал наш немецкий друг Мартин Хюттель. В одной из глав этого странного сочинения он хотел описать творческие идеи Эдика Штейнберга, Владимира Янкилевского и Ильи Кабакова.

Москва, 3 марта 1981 г.

Поздравление туземному художнику, выполненное в манере писем к исследователю Бегемота.

…итак, выяснилось, что приезжий профессор истории из свободной зоны не Фридрих Шлегель. Он так и не понял, что босой туземец хотел быть вежливым и поддержать беседу, начатую немцами о том, что «историк – это пророк, обращенный назад». Он не услышал призыва покопаться в прошлом, уже зная созревшее в нем будущее, чтобы увидеть кое-что интересное. Тем более стоит об этом подумать нам, тем более что это занятие будет иметь прямое отношение к судьбе туземного художника, которого мы теперь поздравляем… Когда 19 век стал настойчиво стучаться в мир людей, то северных варваров (германцев, туманных англичан и снежных руссов) охватило нечто вроде эпидемии, с такой лихорадочной поспешностью начали они исследовать статус творчества вообще и гения, как носителя этой функции по преимуществу, в частности; словно какая-то заразная тень легла на организмы, потребовав от них всех сил иммунитета. Новалис, Джон Китс, Шопенгауэр, Пушкин – все они описали гения, скорее как «читателя», но не как «сочинителя», скорее как «стенографиста», записывающего некое трансцендентное наличному горизонту сообщение… припоминается всечеловеческий архетипический сюжет «призвания певца» и служения певца как воспроизводителя «старых богов», как устроителя символической ограды от мутационных внушений чужих…

Теперь, из века ХХ-го, делается все более ясным, что нас уже тогда предостерегали о том, что внешнее будущее принесет тотальный контроль над символическим аппаратом, что писцы предложат читать только свое, что надо воспитывать внутренний слух, чтобы услышать и записать для чтения послание из-за гроба, из глубины почвы прародителей, послание-архетип, как абрис-экран защиты от внутренних мутирующих облучений: «от того, что по всем дорогам, от того, что по всем порогам, приближалась медленно тень. Ветер рвал со стены афиши, дым плясал вприсядку на крыше, и кладбищем пахла сирень». Мандельштам и Ахматова, эти русские, но и вселенские чтецы, прочитали продиктованное им из глубины послание о Рябом Деспоте, как носителе «жирных пальцев Падишаха», в свой черед лишь тени грядущего Губителя с руками и пальцами, прямо противоположными дланям Распятого Спасителя. Нам кажется, что и наш друг, туземный художник, ощущает эти пахучие жирные пальцы у своего горла, а потому и не может никак и никогда обмануться рабством ценностей свободной зоны, он – художник, то есть тот, кто прикован к произведению, ибо «художник принадлежит своему произведению, произведение же не принадлежит художнику». Он прикован, как внимательный зритель к тому шифру, который он в акте творчества стенографирует. И мы видим каждый раз в его записи иероглиф свободы, ибо он пишет трансляцию о чистой возможности картины, а не самое ее. Подлежащее записанных фраз пусто, а потому и синтаксис бесконечен на этих холстах: здесь даются сразу все возможные картины, которые можно реализовать, соединив составляющие элементы с пустотой. Здесь дан абрис интуиции Будды, его своеобразный портрет. Соединив элементы с пустотой, можно выстроить из себя часть храма, но можно и разметать их в пепел староверских гарей перед тенью окончательного ужаса потери образа Божьего… По способу выявления символов данное послание более мощно, чем даже столь полюбившаяся романтикам музыка, ибо сочетание звуков и их порядок уже как бы дают слушающему единичное прочтение, тогда как наш стареющий туземец дает символы возможности живописи, но не единичный, пусть прекрасный, результат: кто из композиторов написал возможность музыки, где все звучания соединяются в бесконечные сочленения, перемежаясь рядами и рядом с развитием темы? Я думаю, что исследователь Бегемота, пробравшийся в страну Жирных Пальцев, набрел здесь на послание о возможностях христианства в любых условиях. И о возможностях строить личную историю, несмотря на упавшую тень.