Дорогая, я дома - Дмитрий Петровский

стояла ополовиненная бутылка «Дэниелса». На кухне Дженнифер бросилась мне на шею и зарыдала в плечо. Я осторожно трогал ее волосы, удивляясь, зачем этот совершенно чужой человек находится сейчас так близко, и почувствовал себя лучше, когда она наконец отлепилась и села за стол.

– Карстен, он прыгнул под поезд… В метро… Просто так… А я не знала, он ушел ночью… Звонил мне…

– Да, Дженни, успокойся, мне он тоже звонил. В час.

– Да? – на этот раз она услышала, но отреагировала вяло, слишком погруженная в себя. – Что сказал?

– Ничего. Я не подошел к телефону.

Мы оба замолчали.

– Карстен, почему? Почему он это сделал?

– Я не знаю. – Я помолчал, посмотрел на нее, словно ожидая подсказки. – Ты же с ним встречалась… У него, может, неудачи были? Долги?

– Да, он был должен… Мне тоже. Но немного, пару сотен… Да я бы… я бы и не вспомнила, Карстен…

Я замолчал, потом встал со стула. Стив был должен и мне тоже, и тоже пару сотен. Он всем был понемногу должен, потому что жестко сидел на кокаине.

Я зашел в ванную, защелкнул дверь на ключ. Ванная была в порядке, большая и светлая – но полочку под зеркалом долго не мыли, она была мокрая и вся проржавевшая. Я сунул руку за зеркало – и нашел маленький свернутый пакетик. Заначка, которую Стив не успел использовать. А может, забыл. Я раскатал на крышке унитаза дорожку, вдохнул, нажал на слив и вернулся на кухню.

– Машина, – снова застонала Дженнифер, как только я вошел, – «Туарег»… Он ее очень хотел. Просил кредит в банке, ему отказали. Пару дней назад. А он так хотел… Хотел эту машину.

– Подожди, ты что, хочешь сказать, чувак прыгнул под поезд, потому что не смог купить идиотский «Туарег»? Дженни, успокойся…

– Я не знаю, Карстен, я не знаю… Мне просто плохо.

Я встал к окну. На кухне повисла тишина, прерываемая всхлипами Дженнифер. Я постоял еще, потом снова зашел в ванную и сделал еще дорожку.

– Дженни, мне пора! Ко мне приезжает мама, надо убраться в квартире. Ты это… держись! Я завтра позвоню.

Она поплелась провожать. И только в дверях вдруг схватила за рукав и зашептала:

«Карстен, Карстен… он играл в игры… Ты не знаешь, он играл в игры…»

– В какие игры? – Кокаин забирал, я подвигал челюстями. Хотелось скорее уйти отсюда, пробежаться по улице, зайти в кафе.

– В компьютерные… Знаешь, где стреляют, ищут потайные ходы, выполняют какую-то миссию. Целыми днями играл…

– И что? Все время от времени играют, это не повод прыгать под поезд.

– Карстен, он не так, как другие, играл! – Она смотрела мне в глаза, и тут я впервые увидел, что в этих глупых гляделках появилось второе дно, будто страх углубил их. – Он поиграет-поиграет и перезагружается, начинает все заново. С самого начала. Он говорил, это классное ощущение – начинать игру сначала, когда у тебя все есть, все оружие… Говорил, что жизнь, – она запнулась и снова заглянула мне в глаза, – что наша жизнь тоже вроде игры и, может, иногда стоит просто… перезагрузиться…

* * *

Первым, кого я увидел Чихуахуа-баре, когда вошел, был Дуглас. Он сидел с Риком за столиком, что-то рассказывал – и оба смеялись. Узнав меня, Дуглас быстро отвел глаза и сделал вид, будто не увидел. Я застрял в дверях, оглядел столы, официантов, один из которых, проходя мимо, задержал взгляд, вперился мне прямо в глаза. Уходить было поздно – из-за углового столика махал руками Марк, и мне пришлось к нему подсесть. Марк, блондин с водянистыми голубыми глазами и жидкой бородкой, пошел заказывать мне пиво, а когда вернулся и начал рассказывать, как съездил в Америку, постоянно касался моей кисти своей влажной рукой.

– В Лос-Анджелесе я бы остался жить навсегда. Там, знаешь, почти как тут, но все расслабленнее… Там такие пляжи… Там сёрферы… Там все люди красивы.

– Да, Марк, я там был, – отвечал я рассеянно, не переставая двигать челюстями.

– Подожди, ты же говорил, что учился в Лондоне… Или это не ты?

– В Лондоне я ходил в школу. А в Лос-Анджелесе начал учиться в университете.

– И что потом? Как ты уехал оттуда?

– Просто уехал… в Берлин.

Марк восхищенно смотрел на меня, потирая руки и нервно отхлебывая пиво. Часы Rolex Daytona болтались у него на запястье.

– Карстен, как это – быть таким богатым? Ты просыпаешься, выходишь на улицу, живешь… И у тебя все есть… Как это, чувак? Это круто?

– Да, Марк, наверное, круто.

– А ты жил в Швейцарии?

– Нет, но я туда езжу. Там мой отец.

– Круто! – Марк снова взял меня за руку и спросил, глядя в глаза, словно хотел узнать что-то важное: – Карстен, а туда правда не пускают с поддельными часами?

– Не знаю. Кажется, правда. Но меня пускают.

Марк одним глотком допил пиво, потом посмотрел на часы Glashütte у меня на руке.

– Пошли, а? – Он кивнул головой в сторону туалета. – У меня есть еще, нам на двоих хватит.

В туалете он суетился, доставал пластиковый пузырек, вычерпывал из него маленькой серебряной ложкой горки кокаина.

– Я скажу тебе когда – и ты вдыхай! – говорил он.

Я вдыхал, он подносил еще. По его лбу скатывался пот, бесцветные волосы были мокрыми. Он быстро сделал свои порции, а когда собирался выходить, вдруг положил руку мне на ширинку.

У Марка был плохой кокаин. Когда мы вышли, меня уже попускало. На столике все еще стояло мое пиво, никто его не убрал. Я сделал пару глотков – выдохшегося и теплого. Марк молчал.

– Стив умер, – сказал я, чтобы что-то сказать, – бросился под поезд.

– Да, – ответил Марк, – я слышал. Ему не везло. Он очень, очень хотел этот «Фольксваген». «Туарег».

– Марк, скажи, при чем тут «Фольксваген»?

– Я не знаю, – он шмыгнул носом, – думаю, богатым немцам этого не понять.

Из-за соседнего столика поднялись Дуглас и Рик. Я видел сквозь стекло, как они поцеловались на прощание и Рик пошел к своему мотоциклу. Ни слова не говоря я встал из-за стола и выбежал на улицу.

– Дуглас! Эй, Дуглас! – позвал я.

Он обернулся, сделал попытку улыбнуться.

– Как ты? – спросил я, нагоняя его.

– Нормально, чувак. А ты?

– Спал долго. – Я попробовал рассмеяться. – Ты чего так рано ушел? И часы забыл.

– Мне надо было. Слушай, я ужасно спешу… Давай завтра созвонимся…

– Может, поужинаем? – спросил я, пытаясь его задержать.

– Давай. А про часы даже не думай – можешь выкинуть. Я их сторговал за 25 долларов