Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты веришь, что это выполнимо? – в этом полувопросе Сергея явно звучала уверенность в такой прогноз.
– Да, да, – согласился Михаил, – мы же с тобой видим, как много знакомых нам семей получают новые квартиры. Даже взять мой пример. Нашу семью не ставили на очередь, хотя мы и жили в большой коммунальной квартире – у нас на человека приходилось более шести метров площади. Тогда мы с женой два года копили деньги и внесли первый взнос за квартиру в кооперативном доме, а вскоре и переехали. Работал я тогда прорабом, получал зарплату с прогрессивкой 180 рублей в месяц, жена – 120 рублей – средние по тем временам зарплаты. Жили в этот период бедновато, но в хороших условиях и бодром настроении.
– Не знаю, почему, – продолжил Сергей после паузы, – мне иногда думается, что вот этот период – время правления Хрущева – Брежнева, мы с тобой, да и дети наши будем вспоминать как лучшие годы нашей страны.
Он подумал недолго, как убедительней изложить свое мнение, продолжил:
– Это были годы эффективного труда истосковавшихся по нему людей. В деревне и городе, в образовании и науке. Всего-то прошло после войны чуть больше десяти лет, и спутник в космосе наш – советский. Ты помнишь, как это событие оглушило мир – не богатая Америка, не знавшая ужасов большой войны, а истерзанный войной Советский Союз сделал это. Сколько восторга было в глазах наших людей.
– Да, – согласился Михаил, – время триумфа не забывается, в нем наша слава и сила, которую и сейчас опасаются противники. Вопрос только в том, на сколько хватит стремления, умения развиваться дальше – в этом все основы.
Наука доказала цикличность в развитии государств; то есть на какой бы высоте оно не оказалось, всегда следует замедление в развитии и некоторый спад. Когда это случится с нашим государством, определить невозможно. Хотелось бы верить, что социалистическая система переживет капиталистический строй.
Михаил посмотрел на часы:
– За окном светло, а времени почти двенадцать. Завтра у нас сложный день. Есть предложение прилечь отдохнуть.
Предложение было принято, и оба спутника удобно устроились на матрацах, принесенных женщиной-проводником. Михаил расположился внизу, а Сергей – на средней полке.
Через недолгое время послышалось тихое похрапывание снизу, а Сергею долго не удавалось уснуть – невольно приходили в память последние дни войны.
Для его роты война закончилась фактически несколько раньше – с момента занятия поселения Гозен-Ной-Циттау в пятнадцати километрах севернее Берлина; расположились в нем согласно приказу по два человека в выбранных уцелевших от войны зданиях. Дома были расположены на большом пространстве, и невозможно было определить, где оканчивается одно поселение и начинается другое. На земельных участках сохранились сады с цветущими яблонями и ягодными кустами; воздух наполнялся нежными запахами наступившей весны.
В кирпичном двухэтажном доме, где оказался Сергей со своим боевым другом – командиром отделения Николаем, были две небольшие комнаты на верхнем этаже; друзья их и заняли по молчаливому согласию хозяйки – неразговорчивой, боязливой женщины средних лет с грустными глазами; ее муж-офицер погиб год назад, и теперь она осталась в доме одна.
Сергей вспомнил о чувстве жалости, родившемся тогда в нем, когда он смотрел на эту несчастную женщину, и он с Николаем иногда подкладывали ей кое-что из продуктов, получаемых с походной кухни.
К задней части дома примыкал пустой скотный двор с небольшим травяным вагоном с высоким ограждением. Там, вероятно, когда-то содержался в теплое время мелкий скот.
Двадцать лет прошло после войны, но те события помнятся Сергею ясно, отчетливо, словно произошли они совсем недавно. По-особому вспоминался последний период войны – безграничной восторг, радость и восхищение Победой.
Как узнали о ней? Вечером восьмого мая с западной стороны послышалась сильная стрельба – поднимались к небу трассирующие заряды, трещали зенитки, иногда бухали пушки.
Потом немного затихло, и стали говорить, что война закончилась – Германия капитулировала.
Сергей помнил, как этой же ночью командир роты объявил бойцам о победе, а утром ответственный за хозяйственную часть, «пронырливый мужичок», Леня Нерсисян привел откуда-то двух лошадей, запряг их в открытую вместительную повозку, оставленную на окраине села. Солдаты по очереди усаживались в нее, и окрестные селения оглашались сообщениями об окончании войны. Откуда-то появились молодые цыганки; они бесцеремонно и без всякого возражения солдат взбирались на повозку, и тогда к известию о победе прибавлялись их безудержные радостные крики и разноголосое визжание.
Сергей невольно улыбался, вспоминая эпизоды конца войны. Но сейчас же в его сознание в который уже раз влетело и другое, самое важное для него – он остался жив. А мог и погибнуть, и не один раз; вспомнил, как был ранен. Как поначалу пытался бегать от пуль, пригибался. Со снарядом понятно – он взрывается и сначала бьет воздухом, – сразу падаешь на землю. А пуля, когда она вжикает где-то близко, – чего же падать – она уже пролетела, звук уже после идет.
Тогда он еще многого не знал в искусстве войны, в работе пехотинца; даже стрелять прицельно из автомата научился не сразу. А учиться войне необходимо было быстро, иначе погибнешь. Но он сумел освоить эту сложную науку войны – действия пехотинца. И потому остался жив и благодарил судьбу.
Из двенадцати человек – последнего пополнения роты остались живыми лишь четверо.
Похрапывание Михаила сменилось равномерным дыханием, а Сергею все не удавалось уснуть, несмотря на тишину в вагоне и еле слышный, успокаивающий шум поезда.
В сорокалетнем возрасте, когда позади остались лучшие творческие годы, человек невольно оглядывает прошлое и зрелым понятием оценивает время, что выдалось на его долю, и свое участие в нем.
Нередко думал об этом и Сергей. Каждый раз, вспоминая и обдумывая прошедшие события, он всегда видел одно – главное – период войны как выполненный им долг перед Родиной. И чудесную встречу в германском поселке, о которой он никому никогда не говорил и при воспоминании о которой обострялись его чувства и тревожилось сердце. Может, он отвернулся тогда от своего счастья, как человек отворачивается от яркого солнечного луча, вдруг пронзившего темную грозовую тучу и бросившего свои огни на лицо человека.
«А если на месте того молодого солдата оказался бы я – сегодняшний, как бы я поступил? – задумался Сергей. – Остаться в Германии я не мог – оказался бы предателем, взять ее с собой
