Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов

Поступил бы, наверное, так же.

«Что же получается? Судьба такая, – думал он, – и никаким образом от нее не уйти. Все заранее определено. Кем и каким образом? Говорят – Богом. Но тогда должны быть какие-то связи Бога с судьбой всего живого. Что это за связи?»

Сергей снова задумался. Купе наполнилось светом майской ночи. Снизу по-прежнему доносилось еле слышное дыхание спящего, по коридору кто-то прошел мимо их двери. Однообразный, монотонный шум поезда настраивал на покой.

«Природа! – влетело в сознание. – Она закладывает в человека все, что необходимо ему для жизни – чувства, нравы, способности, любовь, и от самого человека зависит, как он распорядится этими дарами».

«Почему их любовь с этой прекрасной девушкой пролетела вихрем, и была ли она настоящей? – думал Сергей. – Может, это было увлечением временным, потребностью близости; не только взаимной симпатией, но тревогой от происходящих событий войны; вспышкой страсти, затворничеством молодой девушки, вынужденной скрываться от чужих солдат».

«Значит, мое решение тогда было допустимым, – рассуждал Сергей, – но я и теперь вспоминаю ее, нашу близость, весь ее облик, ее большие выразительные глаза, прекрасное лицо, дрожащий голос».

Было уже далеко за полночь.

Все затихло в вагоне, а равномерный, привычный, еле слышный шум поезда располагал к раздумьям, и Сергею захотелось в этой спокойной однообразной тишине еще раз вспомнить то время и странную встречу с этой лучезарной, светлой девушкой, которую невозможно забыть.

Солдаты их роты, расположившись в годных для проживания домах, ежедневно патрулировали близлежащие селения, следили за порядком, задерживали подозрительных лиц. С помощью местных женщин ремонтировали разрушенные участки дорог. Дисциплина русских солдат благотворно влияла и внушала женщинам некоторое спокойствие.

Но недолго пришлось Сергею пребывать вместе с товарищем – тот был вскоре ранен случайным разрывом снаряда и отправлен в походный госпиталь.

Сергей приходил ночевать вечером, ужинал полученным пайком и ложился отдыхать, часто думая об одном и том же – о прошедшей войне, погибших товарищах, о скорой демобилизации, о последнем письме из дома, недавно полученном и которые читал уже несколько раз. В нем сообщалось, что его отец по-прежнему работает слесарем при мастерских аэродрома в пригороде Ленинграда, недавно получил орден Красной Звезды, а мать работает на очистке городских улиц. Беспокоились о его здоровье и о том, не голодает ли он. В этом месте Сергей улыбался и тепло вспоминал их всех.

В доме Сергей занимал небольшую комнату на втором этаже, аккуратно обставленную простой мебелью. Там он отдыхал по вечерам, ходил по комнате, часто смотрел в широкое окно на цветущие возле дома яблони. Деревья находились в полном цвету; одна из яблонь – высокая, широкая, и заслоняла солнечный свет, создавая в комнате слабый пахучий полумрак. Ее ветви качались от ветра и шуршали по стеклам.

Сергей вспоминал то странное состояние, в котором он находился тогда, – чувство какой-то вины за свое бездействие, когда еще продолжалась война, где-то гибли люди, а он сидит здесь и смотрит на цветущие яблони.

За этой высокой яблоней мало что можно было увидеть – соседний деревянный небольшой дом, женщину, копавшуюся в огороде, да внизу, у дома, высокую изгородь небольшого выгона для скота.

В общении с немцами Сергею помогали знания от курса немецкого языка в два последних года школьных занятий, этот курс обучения разговорному немецкому языку был открыт в одной из школ района; сама война, когда нередко звучали немецкие слова и выражения, общение со своим товарищем – батальонным переводчиком, который иногда приглашал Сергея на малозначимые допросы немецких пленных солдат.

Краткие однообразные реплики хозяйки дома были вполне ему понятны; да они особо и не стремились к взаимопониманию.

Хотя свободного времени вечерами оставалось немного, после отъезда товарища одиночество наводило скуку, и Сергею нечем было заняться, тем более что одиночные прогулки по поселку строго запрещались.

Раздумывая о недалекой уже мирной жизни, о своей семье, скором возвращении домой, он неторопливо отмеривал шаги от стены до окна и обратно, рассматривая каждый раз, как распускаются яблоневые цветы.

Яблоня не цвела всей кроной одновременно; ветви ее от вершины до низу имели разные стадии цветения – от почти темно-красного наверху до нежно-розового внизу. Он решил, что эти изменения цвета могли происходить от недостатка солнечного света, поскольку яблоня росла рядом с домом не на солнечной стороне. Широко раскинувшаяся крона закрывала обзор, и возле дома он мог увидеть лишь заметно подрастающую зеленую траву в огороженном загоне.

В один из таких вечеров он так же долго стоял у окна, пытаясь определить, насколько подросла трава за неделю, повел взглядом ближе к стене пристройки и увидел там край широкой скамьи с задней опорной доской. Очевидно было, что скамья продолжалась до стены двора, и Сергей, чтобы рассмотреть всю скамью, придвинулся к самому краю оконной рамы, прижался щекой к стеклу и посмотрел одним глазом.

То, что он увидел, повергло его в шок. На скамье у самой стены сидела молодая красивая девушка и вязала какую-то пряжу; спицы так и бегали в ее быстрых пальцах, и уже довольно значительная часть пряжи лежала у нее на коленях.

Видимо, несколько утомившись от однообразной сидячей работы, она отложила свою пряжу в сторону, поднялась со скамьи и, глубоко вздохнув и потянувшись, подняла руки над головой; постояла недолго в таком положении и снова опустилась на лавку.

Сергей успел ее рассмотреть.

Немного выше среднего роста, не сказать что стройная, но с выраженными рельефными формами. Завязанные в два широких узла каштановые густые волосы опускались на плечи. Когда она подняла лицо выше и посмотрела на густо цветущую яблоню, Сергей рассмотрел ее лучше.

Большие круглые глаза, полноватые щеки, все лицо ее и вся она представлялись ему прекрасными.

«Как она туда попала, зачем она там, почему я до сих пор не видел ее? Или она скрывается, но от кого? Война заканчивается; может, она кого боится, если не показывается на улице?»

Эти и другие вопросы возникали один за другим в его сознании и не находили ответа.

Сергей отошел от окна, сел на диван.

«Может здесь какая тайна, и ее открытие может навредить этой прекрасной девушке? Или мое здесь пребывание ее пугает, но неизвестно еще, сколько оно продлится. Что же, она так и будет там прятаться? Правда, место она выбрала удачное – с улицы ее не видно – вокруг высокая закрытая ограда, а вход в этот небольшой скотный загон, видимо, имеется где-то из заднего двора».

Сергей встал