Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я думаю, что если бы даже мы с мамой ничем не занимались, нам и тогда не было бы скучно. Мне некогда скучать и одной, хватает всяких занятий. К тому же мама работает долго и приходит поздно. Да и я работаю и учусь на вечернем факультете. Мы с мамой никогда не ссоримся, даже разногласий серьезных нет никаких.
Настя помолчала, словно вспоминая что-то, продолжила:
– Правда, один раз запомнилось; еще бабушка жива была. У нас яблоня росла на другой стороне дома – высокая, широкая. Когда она цвела, люди приходили смотреть. Яблоков было – тьма. И мама вдруг сказала, что ее надо удалить, потому что она загораживает от солнца половину дома. Мы с бабушкой были категорически против.
Но однажды, когда мы с бабушкой вернулись из города, увидели, что яблоня исчезла. От нее просто ничего не осталось, даже никаких листьев, – чистая перекопанная земля.
Бабушка тогда очень рассердилась, а мама расплакалась вдруг, убежала в верхнюю комнату с большим, уже светлым окном и долго не выходила. Я хотела подняться к ней и успокоить, но бабушка мне запретила и посоветовала поменьше говорить с мамой о любви, особенно о моем отце.
Если мы иногда и касаемся этой темы, то всегда говорим о моих знакомствах.
– Но все же, как у нас, русских, говорят, – продолжил тему Сергей, – без мужчины дом – сирота; он глава семьи, главный добытчик и в некотором роде – законодатель. Так уж положено нашими предками, – он остановился в некотором раздумье, спросил: – Что же мама твоя за эти годы замуж не вышла? Да и теперь еще не поздно.
Настя с удивлением посмотрела на Сергея:
– Так кто же примет женщину с ребенком; таких охотников не нашлось. Маме скоро сорок исполнится – поздновато уже.
– Случаются, Настя, браки, и я скажу тебе – нередко, в возрасте постарше, только не надо терять надежду; а ты подбадривай маму, посматривай за ее внешностью.
Настя улыбнулась своей привлекательной открытой улыбкой:
– Как раз в этом она не нуждается. И лицом, и фигурой мама моя покрасивее меня будет, хотя мне девятнадцать лет. В прошлом году маме сделал предложение один мужчина – представительный такой, вежливый, подарки нам приносил, но мама ему отказала. Не знаю, по какой причине.
– А ты отказала бы, если встретился тебе красивый бравый парень? – с интересом спросил Сергей.
Настя задумалась, ответила уверенно:
– Любви с одной стороны недостаточно, вот если и я полюбила бы его, тогда пошла бы с ним хоть на край света.
– Даже в том случае, если, допустим, твоя одинокая мама останется одна бороться со своими болезнями?
Вопрос этот оказался для Насти затруднительном; она медленно полистала раскрытую книгу, посмотрела на Сергея несколько растерянным взглядом, сказала твердо:
– Маму в этом случае я бы не оставила.
Сергей одобрительно улыбнулся:
– Вот, Настюша, оказывается, бывают в жизни ситуации равные любви, и много требуется душевных сил принять правильное решение; от многого, дорогого для себя приходится отказаться.
– Мне кажется, – внимательно глядя на Сергея, предположила Настя, – и с вами случилась подобная история.
Сергей словно не слышал вопроса; долго смотрел на дом, словно видел его в последний раз, дворик, примыкавший к дому, разросшиеся кусты смородины и крыжовника, обернулся к Насте:
– Да, Настенька, и мне пришлось однажды отказаться от своей любви, и поступил я так, как ты только что высказала. И случилось это событие здесь, в Германии, в последние дни войны.
После недолгой паузы сказал:
– Не будем о старой грусти; лучше – о новой надежде.
Он вынул из кармана записную книжку, написал что-то на чистом листке, подал Насте:
– Здесь мой адрес в Ленинграде и телефон. Если случится тебе приехать в Ленинград – позвони, мы встретимся, и я покажу тебе лучшие места нашего самого красивого города. Буду ждать тебя.
Он поднялся со скамьи:
– Как ни приятно говорить с тобой, Настенька, но мне пора, а то начнут искать, пожалуй.
Она также поднялась, вышла из-за стола, протянула руку:
– Спасибо за приглашение, я обязательно приеду в Ленинград, давно мечтала об этом. Мне также приятно было говорить с вами. До свидания.
Он легко пожал ее руку и сразу подумал, что теперь он будет долго ощущать в своей руке тепло ее ладони, вспоминать ее глаза, голос, весь облик своей родной дочери.
– До свидания, – он повернулся и быстро пошел к дороге.
«Неужели во мне еще живы те чувства, что волновали меня тогда? Двадцать лет прошло, – думал он, – но признаюсь, шел я сюда не для того, чтобы ознакомиться с сельским строительством. Я хотел увидеть ее, свою далекую любовь. И не дождался Может, боюсь этой встречи теперь, не знаю, что ей сказать; может, я не уверен в себе, в тех возможных последствиях, что принесла бы эта встреча».
Проводив гостя долгим взглядом, Настя опустилась на скамью в некотором раздумье о странном посещении этого незнакомого человека.
«Кто он, почему я вдруг доверилась ему, разговорилась. Почему он так внимательно рассматривал дом и долго стоял на месте бывшей яблони; любезно разговаривал со мной, и тон его разговора был так похож на мой. Или мне показалось? Может, он не совсем чужой нам человек. Сказал, что его дочь похожа на меня.
Тьфу ты, этак можно додуматься Бог знает до чего. Однако слишком много – почему. Но в Ленинград поехать нужно, только по обоснованной причине».
Она задумалась, стоит ли рассказать маме о произошедшем, и решила, что не будет этого делать.
Она вздохнула глубоко, пытаясь отбросить все эти размышления, раскрыла лежавшую перед ней книгу, на обложке который крупным печатным шрифтом обозначалось название – «Сопротивление материалов», нашла в ней нужные главы и углубилась в чтение. Но, как она ни старалась вникнуть и понять процессы и формулы, на этот раз мало что удавалось. Она закрыла книгу, поднялась со скамьи и пошла в дом приготовить что-нибудь к приходу матери.
Родинка
Деревня Поляны свое название оправдывала. Усадьбы располагались по обе стороны старой грунтовой дороги на трех просторных полях, разделенных в низинах ручьями из ближних болот. С северной стороны поля ограждались лесом, оттуда нередко доносился шум проходивших поездов, а с южной – тихой рекой с редкими омутками, заводями, чистым берегом вдоль деревни. Другой берег представлял собой крутой высокий овраг, заросший кустарником, ольхой, черемухой. Весной он весь покрывался белым бурным цветом. Днем и ночью не смолкали соловьи, и легкий ветерок приносил