Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евдокия Петровна тоже встала:
– Особых красот, думаю, вы у нас не найдете,– это я слышала от многих не один раз. Но для нас, деревенских, это наша Родина, а «лучше нашей Родины нет в мире ничего», – она широко, по-доброму улыбнулась, – подышать вечером свежим воздухом полезно, да и белые ночи на дворе.
Глава 21
Я отправился к реке и вдоль нее в сторону разрушенной плотины. На нашем берегу еще сохранился невысокий бетонный барьер, когда-то отделявший поток воды от реки на мельницу, а на другом берегу высился огромный бетонный монолит – бывшая опора старого моста. Он ничему теперь не мешал и оставался стоять на своем месте памятником старому веку.
Я долго смотрел на него, пытаясь что-то вспомнить, что-то так и вертелось в моей памяти, словно я уже видел его раньше, может во сне. Но если наяву, то только тогда, в далеком раннем детстве. Значит, я могу что-то вспомнить из того времени; стал внимательнее приглядываться к окружающему, прошелся по новому мосту, посмотрел на широкий разлив реки перед бывшей плотиной, на песчаную отмель с доской-нырялкой. Вернулся обратно на дорогу и пошел вдоль деревни в сторону горы, где оставил свой автомобиль.
Солнце уже садилось за гору, легкий сумрак начал спускаться на дальнюю часть деревни; но не дают ему разгуляться июньские белые ночи.
Обратил внимание, что все дома в деревне – новой послевоенной постройки; я знал, что моя деревня во время войны была полностью сожжена.
Вернулся к дому, прошел на то место, где мои родные рыли яму для укрытия вещей.
Представил, как они торопились; верхний дерновый слой нужно было снять аккуратно, чтобы затем, также аккуратно, уложить сверху. Как таскали вещи, укрывали одеялами, снова закопали. Излишнюю землю относили, наверное, за сарай.
Я вдруг вспомнил те свои переживания – мне тоже надо было спрятать свои игрушки. Самое ценное – цветной заводной петушок – он звонко клевал и поворачивался, его подарила мне мама. Его надо было спасать. Я взял тогда свою лопатку, петушка завернул в тряпку и пошел в огород. Чтобы не забыть, выбрал место у старой сосны. Лопатка копала плохо, но подошла бабушка и помогла. Мы уложили петушка на место, засыпали, притоптали, закрыли сверху травой.
«Запомни это место», – сказала мне тогда бабушка.
Теперь мне захотелось сейчас же найти этого петушка. Я уже направился было за лопатой, но в нерешительности остановился.
«А если увидит бабушка? Каким-то образом, случайно, увидит меня через окно, что из кухни в сад. – Я задумался. – И что? Она бросится всем рассказывать, что я – ее внук? Моя семья в Литве об этом не узнает, а здесь неизвестно, к чему приведет».
Казалось бы, из-за какой-то старой игрушки рисковать спокойствием семей?! Но я не мог себя понять – это игрушка стала мне дороже всего, какой-то неведомый дух вселился в меня и тащил к прошлому, петушок стал для меня каким-то знаком, порогом, чем-то мистическим, что необходимо было перешагнуть.
«А может, Бог сомневается в моей способности решить судьбу и хочет поручить мою тайну достойному человеку?»
Всякая чушь приходило в голову, но все упиралось в этого золотого петушка. И я решил его добыть непременно.
В три часа ночи вышел на улицу. Было прохладно и светло. Редкие плески воды у камня на середине реки не нарушали тишину. Я взял лопату и отправился в сад.
Проходя вдоль дома, посмотрел на кухонное окно, оно оказалось занавешенным. «Бог помогает», – подумалось мне.
Детская память не подвела. Я прорезал в земле квадрат на полметра, вынул аккуратно дерн и стал осторожно ворошить землю. Прошел весь квадрат и только в последнем углу зацепил пакет. Вынул его, заложил квадрат дерном, встряхнул в траве рассыпанную землю. Взглянул на окно кухни; мне показалось, что занавеска слегка колыхнулась.
Пришел домой, разобрал пакет, вынул петушка, поставил на стол. Серые бока и ноги, желтые крылья и хвост, серебряная голова – вся краска потускнела.
– И клевать умеешь? – завел ключиком. Петушок работал! Клюет и клюет. Как завороженный, не отрываясь, смотрел я на свое детство, далекое, неуловимое, но легкое сейчас и радостное. Я улыбался, смеялся: «Не зря тебя нашел, сколько радости принес!»
Однако беспокойство осталось – отчего шевельнулась занавеска на окне, или мне показалось? Решил проверить. Завернул петушка в газетный обрывок, положил его в угол выдвижного ящика стола, а под пакет – нитку.
Утром позавтракал, взял спиннинг, предупредил Евдокию Петровну, что приду к середине дня, и отправился вверх по реке.
Река за деревней оставалась прежней в своей ширине, но становилась глубже с тихим течением. За правым берегом до дальнего густого леса раскинулись колхозный поля, засеянные рожью, овсом, там шла дорога в другое село. Вдоль левого берега тропа плотная, утоптанная от многолетнего хождение рыбаков. Правее, как я заметил, виднелась другая – по ней, похоже, ходили в лес гуляющие и охотники за ягодами, грибами. Дальше начинался большой лес. От того, что лес давно не подчищался, в нем было много густого подседа, осинников, молодого березняка, кое-где – орешника.
Берега реки обросли лопухом, кустарником, ольхой, но во многих местах были протоптаны рыбаками подходы; в двух протоках высились завалы бобров.
День разгорался, солнце стояло уже высоко в голубом небе, но с востока уже начали появляться небольшие белые тучки. Лесные запахи плотно наполняли воздух, от реки приятно веяло прохладой.
После первых неудачных забросов подошел к большому камню у самого берега; напротив впадал в реку ручей. Второй заброс с этого камня оказался удачным – попалась щучка на килограмм. Я упрятал ее во влажную траву под берегом и отправился дальше. Больше поклевок не было, и я собрался было возвращаться, пройдя уже километра два, но, оказавшись у омута, куда впадал еще один ручей с противоположного берега, решил закончить рыбалку здесь. Бросил блесну к ручью и сразу ощутил толчок – рыба потащила в сторону. Хорошо, что омуток оказался глубоким и леска не зацепилась за подводную корягу. Щука оказалась порядочного размера – килограмма на два.
Домой возвратился, как и обещал, в середине дня. Евдокия Петровна уже меня встречала, пригласила к обеду: «Отдохните, приходите обедать, у меня все готово. А добычу вашу приготовим завтра».
Она покачала
