Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, известно множество счастливых браков, когда супруги впервые встречаются уже под церковным венцом или по договорам родителей.
Однако не хочется в этом судьбоносном деянии уповать на случай, интуицию, лучше полагаться на собственный опыт, если он имеется, и на советы любящих нас старших родственников. Так или иначе, но если моя мать права в своем мнении о моей жене, то мне действительно повезло.
Трагически не повезло мне в другом – о чем речь впереди.
Глава 16
Привольно, спокойно, в радостях и заботах о своих детях и близких, в трудах на своей земле и колхозных полях пролетели первые годы нашей общей большой семьи. Через три года у нас с Диной было уже двое детей – мальчик и девочка, а у сестры Брони и Алекса родился еще один мальчик.
Совершенно не оставалось свободного времени. Отец последний год управлял колхозом, здоровье старой матери слабело, и она мало в чем могла помогать. И фактически хозяйственными делами на своей земле занимались двое мужчин и одна женщина, при том что мне приходилось совмещать работу в колхозе и собственном хозяйстве. Этот напряженный период продолжался несколько лет. Когда я теперь иногда вспоминаю о нем, почему-то вижу картину художника Венецианова «На пашне. Весна». Молодая стройная крестьянка в аккуратной одежде идет за баранами, держа в поводу двух лошадей и поглядывая на ребенка; ему не более года, он сидит на земле у края поля и что-то перебирает в руках.
Тяжела была доля крестьянки, и редки были мгновения радости и отдыха.
Померла наша мать жарким летом, в сенокос. О смерти своей говорила просто, как о неминуемом. «Только бы весеннего солнышка дождаться, – говорила она глухим запавшим голосом, – тогда и земля отойдет, могилку рыть будет легче». Смотрела на всех строгими глубокими глазами, кашляла глухо, содрогаясь телом, прикладывала ко рту платок. Сильно высохли ее руки, желтизной покрылось лицо. Одежду готовила сама: отложила белую вышитую рубаху, голубой сарафан, шелковый платок, пояс-ленту.
Весну просидела у окна, наблюдала, как неизменным кругом идет-течет деревенская жизнь, как трубит утром пастух и проходят невдалеке стадо коров, бестолково толкавшиеся и блеявшие овцы.
Однажды, в конце весны я ненадолго остался с ней в комнате; сидели у окна.
– Поди, сынок, закрой дверь на крючок – надо, – сказала она глухим голосом.
Когда я вернулся и сел рядом на лавку, она долго пронзительно смотрела на меня неподвижным взглядом. Как бы не решаясь, сказала медленно, разделяя слова:
– Умру я скоро. Хочу просить прощения у тебя. Грех великий у меня перед тобой, – она остановилась, у нее перехватило дыхание, вздохнула глубоко, – не пытай, какой это грех, сказать не могу. Прими мое раскаяние и прости, – она снова остановилась, отдыхая от волнения, повторила: – Прости меня, грешную.
– Что ты, мама, такое говоришь? – вырвалось у меня с искренним удивлением. – Ты меня вырастила, выучила, нашла мне замечательную любимую жену, о каком грехе ты говоришь? Какой бы он ни был, пусть он не беспокоит тебя больше, но если ты хочешь слышать от меня это слово, я скажу: прощаю тебе все, что ты считаешь греховным в отношении меня.
Две слезы выкатились из ее усталых, страдающих глаз, дрожащими руками притянула она мою ладонь и прижалась к ней лицом, отстранилась, сказала: «Спасибо, мой дорогой сын». Я осторожно обнимал ее плечи и целовал сухое пожелтелое лицо.
С того дня устремленней стала готовиться она к смерти, замкнулась, ушла в себя, почти не говорила, выражала странные желания; вспоминала подружек, город Каунас, просила земляники. Когда ее принесли, она пожевала одну ягоду и больше не стала.
Умерла она днем. Лежала на кровати, потянулась, задохнулась, откинулась, вздохнула раза два и скончалась…
Непривычно стало без матери. Хотя в последний год она не могла ничего делать, лишь иногда медленно ходила по двору, а больше сидела на лавке у стены дома, мы знали, что мама смотрит за нами и, когда надо, подскажет. Теперь мы стали больше советоваться друг с другом или решать самостоятельно.
Глава 17
Меня утвердили агрономом вместо старого, ушедшего на пенсию. Агроном по штатному расписанию являлся заместителем председателя, и когда я со временем освоил председательские обязанности и вполне мог заменить отца, мы иногда, когда позволяла обстановка, этим пользовались. Кто-то из нас командовал колхозом, а другой ненадолго отлучался на домашнее хозяйство. Здесь надо заметить, что колхоз наш постоянно выполнял планы и обязательства по поставкам государству и находился в ряду успешных колхозов.
Приобрести легковой автомобиль мы мечтали давно, помню, Броня как-то сказала: «Сидим в своей деревне как кроты в норе – ничего не видим и не знаем, как люди в других краях живут». Решили тогда понемногу копить и собрали порядочную сумму, но машины подорожали, а доходы наши не росли.
Выручил случай. Двоюродный брат моего отца – Пятрас из Вильнюса, в квартире которого я жил во время своей учебы, имел почти новый автомобиль «Москвич». Пятрас чудом, по его словам, избежал опасного столкновения. Выяснилось, что у него врожденная замедленная реакция на опасные ситуации, и ему противопоказано управление автомобилем.
Братья договорились, и мы приобрели автомобиль за половину его стоимости. В уездном центре я прошел курсы шоферов и получил права. Возможностей всей семьей куда-то поехать у нас не было, но в первый год мне удалось сначала с Броней, затем с Диной побывать в Вильнюсе и Каунасе.
После смерти матери несколько изменились в нашей семье обязанности. Когда она была с нами, мы не задумывались, что и как она делала, все получалось хорошо и вовремя,