Хирург Коновалов (СИ) - Волкова Дарья

Засыпает.

И я, медленно пропуская через пальцы короткие волосы, чувствуя размеренное дыхание себе в грудь, подвожу итог. Признаю неизбежное.

Мужчина может быть привлекательным внешне, и ты получаешь удовольствие от того, что на него смотришь. И даже от того, как тебе завидуют другие женщины.

Мужчина может быть потрясающим любовником, и в постели с ним ты забываешь обо всем.

Он может быть умным, с прекрасным чувством юмора, интересным собеседником. Но сваливает с ног и окончательно подкашивает тебя другое. Когда ты восхищаешься им. Не потому, что так пишут в гламурном глянце и советуют гуру-блогеры по женской части. Не потому, что мужчиной обязательно надо восхищаться и всячески его хвалить, чтобы он, болезный, не зачах.

А потому, что не восхищаться им невозможно. Потому что он делает что-то, для тебя совершенно немыслимое, недоступное, невероятное. И чем больше он делает вид, что ничего особенного не происходит, тем сильнее твое восхищение. Может, не у всех так. Может, это у меня через такое место все приходит. Но именно сегодня, увидев Вадима в его ипостаси «человека с платиновыми руками», я безропотно принимаю произошедшее со мной. Как бы это ни было дико, странно, неправильно, оно случилось.

Я убираю пальцы, прижимаюсь губами к светловолосой макушке и шепчу в нее.

– Я тебя люблю.

Я скажу это один раз. И когда ты спишь.

***

Утром я просыпаюсь первой. С одной стороны, это странно, учитывая то, сколько вчера спал Вадим. Это я вчера вечером долго не могла уснуть, пила холодный, а потом горячий кофе и листала обнаруженную книгу «Очерки гнойной хирургии». Познавательно.

А, с другой стороны, это свидетельствует о том, сколько вчера было затрачено сил – если требуется такое длительное их восстановление. Что это именно оно, сомнений у меня нет. И больше я о вчерашнем не думаю. Запретила себе.

Вадим просыпается как раз к кофе. Является на кухню, сонный, взъерошенный, в одних трусах. И кажется абсолютно довольным жизнью. Я отворачиваюсь к кофемашине, а он обнимает меня сзади, трется щекой о макушку.

– Я не знаю, где там у тебя пекарня. Но бутерброды могу сделать. Будешь?

– Буду. Я голодный, как крокодил после спячки.

– Разве крокодилы впадают в спячку?

– Представь себе. Сам был в шоке, когда узнал. Когда условия неблагоприятные, вырывают себе ямку, самозакапываются в нее и впадают в спячку. Ладно, – вздыхает, чмокает меня в макушку. – Сейчас в душ схожу и самооткопаюсь.

Потом мы завтракаем. И даже не в тишине, хотя лично у меня все еще сохраняется проблема с подбором слов. Зато Вадим отдувается за двоих, причем говорит о работе. Но не о том, что было вчера. А о клинике Булата, о каких-то эпизодах, когда он консультировал. Смешно рассказывает. Но мне почему-то не хочется даже улыбаться.

– Вадим, мне надо тебе кое-что сказать.

Он делает глоток кофе.

– Давай.

– Я уезжаю в командировку.

– Какая у тебя может быть командировка, у тебя же все твое хозяйство здесь? Или… – он отставляет чашку. – На учебу? Повышение квалификации? Что там у вас?

– У нас там открытие филиала в Новосибирске.

– А… – он берет чашку, сразу же снова отставляет. – Ну да. Знаю. Меня Буров грозится туда после открытия заслать – мастер-класс местным показывать. Затейник. Так ты надолго?

– Не знаю.

– Что значит – не знаю? – Вадим резко встает из-за стола, достает из холодильника банку ореховой пасты. – Давай, я тебе бутерброд сделаю, ничего же не ешь. Кешью и миндаль, вкусная. Инна, что значит – не знаю?! День, два, три?!

– Три недели минимум. Скорее всего, дольше. На месте видно будет.

Вадим аккуратно и сосредоточенно намазывает на бородинский пасту. Я за этим наблюдаю. Он протягивает бутерброд мне.

– А как же я?

И я замираю с протянутой рукой. Вадим вкладывает мне в пальцы бутерброд.

– Да ладно, шучу я. Справлюсь. Да и вообще… – он кивает на бутерброд. – Давай, ешь, и пошли меня налюбливать впрок, мне в ближайшие несколько недель светит сухой паек.

Вадим… Ты бы хоть слово какое-то другое употребил. А не то, в котором есть хотя бы намек на любовь.

Я смотрю на аккуратный и, наверняка, вкусный бутерброд.

– Ты уверен, что это можно сделать впрок?

– Конечно, нет, – он резко встает из-за стола. Бутерброд отправляется на тарелку. Вадим так же резко подхватывает меня на руки. – Но мы обязательно попробуем.

***

Новосибирск встречает меня осенью и дождем. Я заселяюсь в гостиницу, потом еду во временный офис клиники, оттуда – сразу на стройку. К этому времени дождь прекращается. Работа там кипит вовсю, приступили к отделке. Мне выдают жилет, каску, и ближайшие несколько часов я провожу, лазая по этажам бетонных перекрытий в компании прораба. Потом снова офис, где мне выделяют не кабинет, но вполне себе светлый и комфортный закуток.

По классике жанра в первый же день моего отсутствия у Кирюхи случается форс-мажор, и я разрываюсь между вниканием в дела здесь и удаленным разруливанием проблем там. В общем, я в мыле, добираюсь до гостиницы поздним вечером и после душа наконец-то падаю в кровать с телефоном. Даже есть не хочется. Все-таки с такими запросами в своей профессиональной деятельности я сталкиваюсь в первый раз. Я понимаю, что делать, мне ясны задачи и последовательность их исполнения. Просто их слишком много. И на каком-то этапе, и не на одном обязательно что-то пойдет не так. Закон Мерфи работает всегда. В общем, я тут, похоже, надолго. На месяц точно.

И это, наверное, неплохо. Это, возможно, поможет мне сохранить себя. Сохранить лицо. Гордость. Что там еще сохраняют, когда ты любишь, а тебя трахают. Я без понятия, первый раз в такой ситуации.

Не мелодраматизирую. По крайней мере, уверена в этом. Ни о чем не жалею – ни о том, что встретила Вадима, ни о том, что умудрилась влюбиться в него. Нет-нет, мысль о том, что Вадима могло бы не случиться в моей жизни, пугает меня. Как это – без Вадима?! Это невозможно.

Я так устала, что сил рефлексировать на тему наших отношений у меня нет. Я открываю переписку с ним. Он с утра спросил с меня, долетела ли я. Я ответила, что да. Но больше за весь день я не заходили в чат с ним, хотя Вадим что-то мне писал.

Я открываю сообщения. Там стандартные вопросы – где заселилась, как погода, есть ли понимание по срокам. Снова закрываю чат.

Отвечу завтра. Может быть. Или послезавтра. Я собираюсь за этот месяц приучить и его, и себя к тому, что нас больше нет. Нас и не было, собственно. У нас было только «пока мы вместе». Оно закончилось.

Нет, сил на рефлексию и душевные страдания реально нет. Перед глазами мелькают бетонные перекрытия, страницы договоров, завтра на склад закупленного оборудования ехать…

Кладу телефон на тумбочку, натягиваю на себя одеяло и мгновенно засыпаю.

***

Я смотрю на телефон. Смотрю так, как никогда раньше не смотрела. Для современного человека смартфон – лучший друг, окно в мир, то, благодаря чему ты никогда не будешь одинок. Но я сейчас смотрю на свой смартфон с тоской. И дело совсем не в том, что Кирюха мне накидал вопросов – справляется он там пока со скрипом. Но справляется же.

А вот я не справляюсь. Идея спустить все на тормозах теперь кажется мне не очень. Или это Вадим делает все, чтобы она оказалась не очень. Он не понимает намек в виде моего упорного игнора. Пишет и пишет. Вчера звонил – я не взяла трубку, отделалась коротким: «Не могу говорить, занята». В десять вечера, ага. Наверное, надо было все-таки поговорить с ним до отъезда. Объяснить.

Что объяснить?!

Пытаюсь представить гипотетически этот разговор. «Слушай, Вадим, тут такое дело. Я неожиданно в тебя влюбилась. Ага, прикинь, какая дичь, сама в шоке. Что думаешь?».

Я со стоном переворачиваюсь на другой бок, натягиваю на себя с головой одеяло. Я в домике.

У меня кишка тонка для такого разговора. Я обязательно раскисну, расклеюсь. Да я разревусь, точно! А я этого не хочу. Мне же надо что-то сохранить, только я уже не понимаю – что. Лицо, гордость? Остатки мозгов, которые еще не расклевали подрядчики, Кирюха и на десерт – Вадим?