Хирург Коновалов (СИ) - Волкова Дарья

Так, что происходит?!

Начбез мне все также любезно сообщает, что там происходит. Хотя без понятия, откуда он в курсе.

– Там замес, ИнЛеонидовна. А мы же дежурим сегодня. Новости не читали? «Бэха» в остановку влетела. Весь фарш к нам.

Тогда понятно, откуда Офицеров в курсе. Там, может, пьяный. Может, полиция. В общем…

А потом весь смысл доходит до меня оглушительно и сразу. И «фарш» этот… Так вот что там происходит. Волна холодных мурашек накрывает меня.

Беру рюкзак, закрываю кабинет и спускаюсь на второй этаж. В лабиринте переходов я теперь как рыба в воде, каждый закуток знаю. Спустя десять минут я в хирургическом корпусе, еще через две минуты – в отделении Вадима.

Я здесь в третий раз. Первый раз заходила к Мише. Второй раз Вадим по этому отделению нес меня с матами на руках. Сейчас – третий.

Может, я себя уже накрутила, но мне кажется, что в атмосфере отделения я чувствую что-то. Там вроде бы нет никакой суеты, все спокойно. Но остается ощущение остаточного звенящего напряжения. Будто еще совсем недавно тут все было совсем-совсем иначе.

Мне попадается навстречу какая-то дородная женщина в белом, смотрит на меня внимательно. Я уже готовлюсь объяснять, кто я, но она вдруг кивает мне. Будто знает, кто я. Но я ее не знаю. Я вообще тут никого не знаю, кроме Вадима. А, еще Николя. Но он мне не попадается.

Навстречу идет явно кто-то из хирургов – тоже высокий, как и Вадим, только худее, моложе и бородатый. В темно-синем.

– Извините, – он останавливается, и я быстро считываю бейдж на его груди: «Алферов Евгений Сергеевич». – Евгений Сергеевич, а вы не подскажете, где Вадим Эдуардович?

Он какое-то время смотрит на меня молча, будто сканирует. Я уже собираюсь представиться, как он вдруг кивает.

– Пойдемте.

Мне почему-то не по себе от этого короткого «Пойдемте».

Мы идем дальше по коридору, потом за дверь, еще одну. И я вдруг оказываюсь… на пороге операционной.

– Тут еще не успели убрать.

Это я вижу. На полу что-то валяется, я даже не понимаю, что именно, в основном, белое. Иногда красное. А у дальней стены, прямо на полу, согнув ноги в коленях, положив руки на согнутые колени, сидит Вадим. Я вижу только светловолосую макушку.

– Что с ним? – получается шепотом.

– Спит.

Этот Евгений Сергеевич отвечает спокойно, как о чем-то обыкновенном. Будто это нормально, что человек спит на полу в операционной. Кажется, я где-то видела такие фотографии. Кажется, это символ героизма и самоотверженности врачей. Но когда я вижу это вживую, вот так, непосредственно, меня охватывает ужас.

– Почему… почему здесь? Может, его разбудить?!

– Не надо. Спит – и пусть спит. Ему сейчас надо. Через полчаса разбужу.

Алферов говорит все это по-прежнему спокойно. Меня начинает трясти. И вопрос, который я задаю, вылетает сам собой. Накладываясь на Офицеровский «фарш».

– Все… все прошло успешно?

Хирург молчит так долго, что я поворачиваюсь к нему. А он смотрит на Вадима.

– Два раза сердце запускали, – начинает он медленно и размеренно. – Я думал, Вадим Эдуардович анестезиолога убьет. Никогда не слышал, чтобы он так матом орал. Чую, будут потом под коньяк мириться, – он качает головой. – Помню, я, когда ему первый раз ассистировал, то сказал фразу… Вадим Эдуардович потом долго меня за нее троллил и говорил, что такая сентиментальность для хирурга – стыдно.

– Какая фраза? – тороплю я замолчавшего Евгения Сергеевича.

– Пациент никогда не узнает, как близок был к уходу на тот свет.

Осмыслить не успеваю. Алферов поворачивает голову, и я поворачиваю вслед за ним. Теперь он смотрит на большой белый экран у противоположной стены, на нем черные прямоугольники. С запозданием пониманию, что это рентгеновские снимки.

– Вот он меня в сентиментальности обвиняет. А сам, знаете, как это называет? – мотает головой в сторону белого экрана.

– Как?

– Портал к Богу.

Это последняя капля. Я больше не могу здесь находиться. В месте, где забирают людей с порога на тот свет. Где открывается портал к Богу.

Мы выходим в коридор.

– Так вы его разбудите?

– Обязательно. Вадиму Эдуардовичу передать, что вы его искали?

Судя по всему, этот Алферов знает, кто я. А не все ли равно теперь? И что ответить? Нет? Что Вадим сам увидит мои звонки и сообщения? Киваю утвердительно.

– Да, передайте, пожалуйста. Что я его искала. Он знает… по какому делу.

Алферов невозмутимо кивает в ответ.

Я возвращаюсь в административный корпус. По дороге покупаю в кофейном автомате большой стакан капучино, открываю свой кабинет, сажусь за стол и бездумно пью кофе. Когда звонит телефон, остатки кофе проливаются на стол.

Это Вадим.

– Привет. Уже убежала? Извини, я тут слегка застрял.

– Я тебя жду.

В ответ пауза.

– Ладно. Тогда… где тебя подхватить?

– У твоей машины встретимся.

Как будто повторяется та ситуация, когда Вадим демонстративно ждал меня после нашего апдейта в субботу. Я стою у его машины. Сейчас мне плевать, если меня кто-то увидит рядом с его машиной.

Когда он подходит, я ничего не могу с собой поделать – вглядываюсь в его лицо. Если бы я не знала… Если бы не видела его спящим на полу операционной… Я бы сейчас ни за что не догадалась, что было сегодня в его рабочем дне. Я бы не понимала чего-то очень важного.

– Я за рулем, – мой тон максимально не терпящий возражений. Вадим не спорит, пожимает плечами.

Открывает передо мной водительскую дверь.

– На гашетку сильно не дави, она дурная.

Мы едем молча. Пока не знаю, о чем говорить, я пока все еще подбираю слова. А Вадим… На половине дороги я замечаю, что он снова уснул.

Да, все повторяется, только со сменой ролей. Теперь я везу его спящего с работы. Но есть, что называется, разница. Если я не справлюсь, плохо выполню свою работу, то, например, встанет регистратура. И весь холл клиники будет полон злыми возмущенными людьми.

Живыми людьми.

А если Вадим не справится со своей работой, то человека не станет. Человек уйдет через портал. Запоздало удивляюсь точности сравнения. Этот матовый белый экран с черными снимками действительно похож на портал. И Вадим тот самый человек, который может его открыть или закрыть.

Мы останавливаемся на светофоре, я поворачиваю голову и смотрю на Вадима. Вот в соседнем кресле спит человек, в силах которого решать, будет жить человек или нет.

Я же знала это. Теоретически. Но просто не задумывалась. Ведь у хирургов на операционном столе кто-то умирает. Не могут выживать все. Сколько у тебя таких было? Что ты чувствовал? И почему я раньше ни разу, вообще ни разу не задумалась о том, из чего состоят твои рабочие будни?!

Вадим просыпается ровно в тот момент, когда мы подъезжаем к шлагбауму. Несколько раз моргает, потом просыпается окончательно. Достает телефон, чтобы открыть въезд.

– Магнитные бури, наверное, – вздыхает. – Снова вырубило. Я у тебя спящая красавица.

– Ты у меня восьмидюймовочка.

Ухмыляется этой незамысловатой шутке. А я думаю о том, рассказал ли ему Алферов о том, что приводил меня в операционную, и я видела там Вадима спящим на полу. И почему-то мне кажется, что не сказал. Не знаю, почему.

***

– Ты меня побьешь. И будешь права. Сам же позвал, но…

Я смотрю на то, как Вадим медленно снимает кроссовки

– Ты даже есть не будешь? Сразу спать?

Кивает виновато.

– Сам не знаю, что со мной такое сегодня.

Я знаю. Машу рукой в сторону спальни.

– Нет, – упрямится. – В душ я все-таки схожу.

Я как раз наливаю себе кофе – я освоилась с кофеваркой Вадима, когда слышу, как он шлепает босыми ногами из ванной. А потом окликает меня из спальни.

– Инн…

Кофе отменяется.

Скидываю джинсы и футболку, устраиваюсь рядом. Вадим в одно движение притягивает меня к себе, утыкается носом в грудь. У меня там не во что особо утыкаться, так мужчины должны утыкаться размер минимум в пятый. Но Вадима все устраивает, умиротворенно сопит. Рука моя сама собой поднимается, ложится на его макушку, ерошит волосы. Вадим что-то довольно буркает, а потом, скоро, под движением моих пальцев, затихает.