Хирург Коновалов (СИ) - Волкова Дарья

Да нет. Не может быть. Не может. Во-первых, это не по правилам, и мы с ней это обсуждали. Во-вторых, у Инны на лбу написано: «Порядочная». Неверность и налево – это вообще не про нее. Ну а если бы… В желудке вскипает горячо… Она бы сказала!

Да. Вот именно. Если бы что-то пошло не так, Инна бы сказала.

А она молчит! Но явно что-то пошло не так.

Тупик.

И выхода из него нет. Меня заблокировали. Не лететь же за выяснением отношений в Новосибирск? У меня все распланировано на ближайшие пару месяцев – и дежурства, и приемы в клинике у Булата. Да и вообще… Неправильно так.

Я ни за кем никогда не бегал. И не собираюсь начинать.

***

– Как у Инночки дела?

– С чего это она Инночка? Я вот твою жену Гульнарочкой не называю.

Булат хмыкает. Я матерюсь про себя. Ни хрена себе оговорочка по Фрейду!

– Хорошо. Как у Инны дела?

– Прекрасно.

Я не хочу ни с кем обсуждать Инну. Даже с Темирбаевым.

– Может, сходим куда-нибудь, посидим вчетвером? Гуле Инна очень понравилась.

Как сговорились! Конечно, Булату надо, чтобы его жена общалась с теми, кого он хорошо знает. А то развеселых подружек Гульнары у него приструнить пока не очень получается, похоже. А Инна… Да отстаньте вы от нас с Инной!

– Она в командировке.

– О как. Надолго?

Если бы я знал! Я даже набрался наглости, после пятиминутки задержался и у самого Бурова спросил – доколе?! В смысле, когда многоуважаемая Инна Леонидовна возвратиться изволят? Шеф моему вопросу, что характерно, не удивился. Пару минут хвалил Инну, какая она молодец и как круто справляется. А потом сказал: «Еще две недели минимум».

Две недели. Вы охренели!

– Понятно, – многозначительно роняет Булат.

Да чего тебе там понятно? Мне вот ни хрена не понятно! Резко разворачиваюсь от монитора, оставив последнюю карту не до конца заполненной.

– Вот скажи мне, как умудренный семейной жизнью человек… – Темирбаев многозначительно вздергивает черную бровь, но я упорно продолжаю. – Что делать, если женщина тебя игнорирует?

– Если твоя женщина тебя игнорирует, значит, ты ее обидел. Обними и попроси прощения.

– За что?!

– А я знаю? – пожимает плечами Булат. – Извинись, с тебя не убудет. Колечко подари, если все совсем плохо.

Ни хрена себе логика. Я, во-первых, не косячу. А во-вторых, если косячу, то мне надо понимать, где, чтобы не допускать впредь. А тут – просто извинись, не пойми, за что! Жопа эта ваша семейная жизнь, вот что.

– А если возможности обнять нет? Если она… далеко?

Темирбаев хмыкает в бороду.

– Ну, по телефону извинись.

– А если меня заблокировали?

Тут даже у Булата отпадает челюсть.

– Инна тебя заблокировала?!

Ну, толку уже отпираться?

– Да.

– Что натворил?

– Веришь, нет – ни-че-го. Попрощались на высокой ноте. Все было нормально. Улетела в командировку. И все. Игнор.

– В аэропорт отвез?

– С чего бы? Слушай, я не…

И замолкаю. Нет. Ну, нет. Это совсем тупо. Обиделась вусмерть из-за того, что я ее в аэропорт не отвез и на самолет не посадил? Нет, это и в самом деле чушь. Но теперь мне вдруг почему-то стыдно, что я этого не сделал. Почему такая мысль даже не пришла мне в голову?!

– Я бы свою женщину одну в аэропорт не отпустил, – добивает меня Булат. – Любимую женщину надо провожать и встречать.

Я резко оборачиваюсь обратно к монитору.

– Иди ты в жопу!

– Зачем мне туда, я ж не Будкин.

***

Две недели. Да за две недели я чокнусь. Или сдохну.

Как я вообще дошел до жизни такой? Взрослый мужик, хирург высшей категории, заведующий отделением, с отстроенной жизнью и бытом, теперь лежу в постели, злой и нетраханный. Вот что мне делать, что?

Впервые приходит в голову простая мысль. Этот игнор означает, что меня бросили. Вот так вот. Ну я хрен знает, как это делают, меня никогда не бросали. Может, так сейчас принято. Ну, такой вот у Ласточки способ сказать: «Все закончилось». Кто их знает, женщин, что у них в голове.

Ну и что? Ну, все, кончилась эта история. Инна закончила историю, и ты ее тоже закончил. Все. Ты свободный человек, у тебя ноль обязательств. Второй месяц без секса, это вот вообще не дело.

Так что…

Я резко встаю с постели и иду на кухню. Ставлю чайник.

Не дело, конечно. Пока я не услышал четкого и внятного «Все закончилось»… Пока я не услышал убедительного объяснения, почему мать его, все закончилось – хрен я откажусь от своих обязательств. И прав заодно.

Завариваю чай. Жопа ты, Инка. Никакая не ласточка. Жопа. С ушами.

Улетала. Бросила. Молчишь. А так нельзя.

Сижу, грею руки о кружку. Ведь не хочется никого. Пытаюсь вспомнить, кто там у меня был перед Инной. Не могу вспомнить. Как будто никого и никогда не было. И хочу только ее.

И чтобы сейчас оказалась рядом. Ненавижу командировки. Ненавижу осень. Скоро начну ненавидеть ни в чем не виноватый прекрасный сибирский город Новосибирск.

Хочу, чтобы Инка была рядом. Чтобы обнимала и ластилась. Хочу чувствовать гладкость ее кожи под ладонями. Хочу ее удовольствие – больше, чем свое. Хочу, чтобы шептала мне на ухо: «Вадим…».

Как ты могла всего этого меня лишить, Ласточка-жопа-с-ушами? Я из тебя всю правду вытрясу. И вообще, выпороть обещал. Давно пора.

Только вернись. А как вернешься, держись.

***

Информацию о том, что Инна возвращается, мне слил Альф. Потому что хрен я больше что оставлю на самотек. С Ласточками нужно держать ухо востро. В аэропорт не отвез, косяк признаю. Зато встречу. Та-а-а-а-ак встречу…

***

Ничего у меня не вышло. Нет, в филиале все просто прекрасно. Задача выполнена на сто процентов. Я молодец, объективно.

Именно поэтому я на обратной дороге в самолете реву, отвернувшись к окну и надев наушники. Я себя презираю – за эти слезы и вообще. Я себя почти ненавижу.

Я ничего не добилась. Я не разлюбила Вадима – это было бы странно. Я теперь вообще не понимаю, чего я хотела добиться. Единственная моя реальность – что по Вадиму я скучаю дико и почти невыносимо. И что по приезду меня ждет катастрофа. Не знаю, что эта за катастрофа – наводнение, землетрясение, извержение вулкана, пожар. Что меня ждет: скандал с Вадимом, игнор с его стороны, что-то еще, чего я не могу предугадать даже? В любом случае, шансов адекватно это пережить у меня нет.

Ясно понимаю, что из клиники мне надо будет увольняться. Ну, хоть какая-то ясность, хоть в чем-то. И все, хватит рыдать. На тебя вон уже сосед с опаской косится.

***

– Ты там в командировке оглохла, что ли?

Я замираю. Первое ощущение – что у меня слуховые галлюцинации. Что мне кажется. Оборачиваюсь медленно. Не кажется.

Вадим.

Первое желание – броситься ему на шею. С визгом. Вцепиться и не отпускать. Но вопреки этому желанию так и стою, замерев. Смотрю на него жадно, насмотреться не могу. За время нашей разлуки наступила осень. На смену легким рубашкам и светлым джинсам пришли темные тона и теплая куртка. Небрежно намотанный шарф и хмурое выражение лица.

Прокашиваюсь. Я должна что-то сказать. Должна. Только что?!

А Вадим отбирает у меня чемодан.

– Вадим…

На этом слова у меня заканчиваются. А он свободной рукой берет меня за руку.

– Пошли. Не здесь же…

Он тащит чемодан. На нем же колесики есть, можно же катить, зачем тащить… Но Вадим героически прет чемодан и меня за собой. А я сама цепляюсь за его ладонь. Может, это наше последнее прикосновение.

Мы выходим из здания аэровокзала, вокруг привычная суета, люди, машины. Куда мы идем?! Я не собираюсь никуда с ним ехать. Откуда он вообще тут взялся?! Первый шок проходит, я начинаю потихоньку соображать.

– Вадим, нам надо поговорить.

Он резко останавливается. Оборачивается.

– Да неужели, блядь? Неужели?! Отлично. Давай поговорим.

И он тащит меня и чемодан дальше.

Мы устраиваемся у скамейки. У соседней стосковавшиеся за время полета по никотину люди жадно курят. А у нас тут… безникотиновая вечеринка. С другими вредными для здоровья процедурами.