Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жиемурат смотрел на Жалмена виновато, тот был сама кротость, и слова его шли, казалось, от самого сердца, чистого, свободного от корысти и зависти.
Дождавшись, когда он закончит говорить, Жиемурат поднялся:
— Пусть Жалмен-ага простит нас. У нас и в мыслях не было его обидеть! Заслуги его всем известны. И мы их не ставим под сомнение, — и тут же перешел к другому. — Я целиком поддерживаю выступление Темирбека. Хочу только чуть его дополнить. Ей-богу, вам это, может, покажется сказкой, но не пройдет и двух-трех лет, как в каждом доме зажжется волшебный огонь, а о сохе вы и думать забудете — в колхозе всю тяжелую работу будут выполнять машины. Для вас, верно, и трактор — сказка?! Так завтра он придет на поля, и вы своими глазами увидите, какая это силища! А после грузовики появятся; они заменят ваши арбы — телеги! Да то ли еще будет!
Он остановился, проверяя, какое впечатление произвели его слова на собравшихся, — никто не шелохнулся, на лицах, которые он мог разглядеть, читалось напряженное внимание. У Жиемурата потеплело на сердце, а в глазах словно отразились лучи солнца, выглянувшего из темных, грозовых туч.
— Вы, друзья, хозяева всего, что есть в нашей стране: земли, воды, скота, — продолжал он. — Вступив в колхоз, вы станете и богаче, и сильнее. Мы создали колхоз, теперь долг наш — крепить его день ото дня!
Жиемурат взволнованный сел на свое место. В зале стояла тишина. Ее нарушал лишь шепот крестьян, о чем-то совещавшихся меж собой.
Когда Давлетбай, крутя в руках карандаш, объявил, что продолжает записывать желающих вступить в колхоз, — уже многие потянулись к столу. С собрания Жиемурат вышел в настроении бодром, приподнятом. Он с наслаждением вдыхал чистый, студеный воздух. К ночи мороз вновь стал крепчать. Но уже чувствовалось дыхание подступающей весны, и в холодном воздухе, казалось, веяло запахами трав, пробивающихся сквозь землю.
Перед мысленным взором Жиемурата развертывалась сладостная картина целинных просторов, где волнами бескрайнего моря маслянисто чернели пласты земли, вспарываемой новенькими лемехами, и до слуха доносился далекий, волнующий гул тракторов.
* * *
Жалмен возвращался домой тоже довольный — прежде всего самим собой: Темирбек и Дарменбай после собрания извинились перед ним, Жиемурат разговаривал с ним уважительно, даже с долей почтения. Всем он сумел пустить пыль в глаза!
У самого дома он встретился с ходжой. Ни словом не перемолвившись, они вышли в степь, которая начиналась сразу за домом и тянулась до лесной опушки, и направились к лесу.
Стояла полная луна, и ночь была светлая. Высоко-высоко в небе горели звезды. На севере одиноко сияло созвездие Семи воров — Большая Медведица, а в самой вышине, в звездном мигающем хороводе, царили Тарези — созвездие Весов.
Путников пугал этот свет — луны и звезд. Они шли, воровато оглядываясь, и молчали, потому что их пугал и ветер, который мог донести их слова до аула.
Уже шагая по лесной тропе, они вздрагивали от каждого шороха, от треска сучьев, ломавшихся под ногами.
Лишь очутившись на безопасном расстоянии от аула, от людей, Жалмен решился начать разговор и накинулся на ходжу с яростной бранью:
— Пусть сгорит твой дом, осел! Что я вчера говорил тебе, безмозглому идиоту?
— Интересное дело! — оправдываясь, пробормотал ходжа. — Кто мог подумать, что собрание так затянется! Сам-то я опоздать боялся.
— Собственной глупости тебе надо было бояться!
— Что уж ты так... — Лицо у ходжи жалобно сморщилось. — Вреда-то особого я не причинил.
— Ну, и пользой наши карманы не наполнил! Ладно. Завтра займешься этим... Отегеном.
— Парень-то и так у нас в руках. Только действовать теперь все труднее.
— Ты что ж, считаешь, что они все наши карты уже раскрыли? Рано труса празднуешь! Сам видел — авторитет Жалмена высок, как никогда! Только теперь и действовать! Тем более, что времени у нас мало.
Договорившись о том, что им предстоит сделать, заговорщики вышли из леса.
30
Дома после собрания Жиемурат долго размышлял о поведении Жалмена. Что оно значило? Почему он, вместо того, чтобы обстоятельно высказаться в ответ на просьбу крестьянина, решил вдруг разыграть обиду? Хм... Почему же разыграть? Может, его и впрямь задело, что никто из президиума не предложил ему выступить? Но ведь другие-то не ждали особого приглашения. У кого накипало на душе, тот и держал речь. До порядка ли тут, до очередности — в такой раскаленной атмосфере? И Жалмен, зная, что к его словам в ауле прислушиваются, мог бы тоже не особенно чиниться, а от души поддержать товарищей. А он, в общем-то, лишь мельком сказал о колхозе... Нет, что-то тут не то!
Мысли о Жалмене не оставляли его и во время ужина, и после того, как он зашел в свою комнату. Но как только Жиемурат отогнал их от себя — в сердце вспыхнула радость: ведь главное-то удалось, колхоз создан!
«Колхоз создан! Создан!» — ликующе повторял он про себя, в волнении прохаживаясь по комнате.
В дверь заглянула Айхан. Жиемурат круто повернулся к ней, радушно пригласил:
— Заходи, заходи.
Айхан смущенно сказала:
— Я почитать хотела... А отец, когда лампа горит, не может спать. Можно, я у вас почитаю? Вы еще не ложитесь?
— Да я и сам хотел — за книжку. Волнуюсь, понимаешь, надо успокоиться. Ты приляг, отдохни, так удобней будет.
Сам он сел за стол, раскрыв перед собой книгу: Айхан пристроилась на его постели, опершись локтем о подушку.
Но она только делала вид, будто читает. А на самом деле думала об отце и о Жиемурате. В другое время отец ни за что не разрешил бы
