Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Дарменбай никак не мог взять в толк, шутит Темирбек или говорит всерьез, и сердито поглядывал то на него, то на жену.

Пока Гулсим готовила чай, Темирбек незаметно наблюдал за ней. От ее раздражения не осталось и следа. Перед ним была расторопная, послушная хозяйка. Она проворно хлопотала у очага, и когда подала чай, то Дарменбай засиял от удовольствия и с горделивым видом покосился на Темирбека: видал, мол, какая у меня жена?

Ставя перед гостем чайник, Гулсим виновато сказала:

— Ты уж прости меня. Не приметила тебя сразу — развоевалась, на мужа накричала...

— А, дело житейское. В семье и не то еще бывает.

После ухода гостя Дарменбай присел на край постели и задумался, почесывая в затылке. Как же все-таки быть с этой учебой? Темирбек, по сути, так ничего путного ему и не сказал. Все шутит. Или он вправду полагает, что Дарменбаю нужно учиться? Что ж, ежели так — то он, Дарменбай, поедет в город. Почему бы и не поехать? Может, потом и впрямь пересядет с ишака на коня...

Жена потянула его за рубашку:

— Что не спишь? Все дела на уме? Больше некому о них думать, как только тебе? Хватит тебе одному-то душой за весь аул болеть — пускай другие поболеют. Ложись!

Дарменбай, вздыхая, примостился возле жены, но долго не мог уснуть, все кряхтел, ворочался с боку на бок. Темирбек сказал, что и сам в охотку бы поучился... Действительно, а что в этом зазорного, в учебе. Зато потом он будет ровня с самим товарищем Муратовым. И уж ни перед кем не ударит лицом в грязь!

Голова у него тяжелела, тяжелела... Сквозь дрему он услышал, как петухи пропели побудку. Подумал напоследок: ладно, где наша не пропадала! Настоящий джигит должен с честью выйти из любых испытаний. Надо ехать — поеду. И погрузился в вязкий сон.

За окном медленно занимался рассвет.

8

Жалмен выделялся среди других крестьян высоким ростом, крупным телосложением. При такой фигуре несоразмерно узкими казались его плечи. Видимо, из-за своей массивности он ходил, чуть подавшись вперед тяжелым торсом, припадая то на одну, то на другую ногу. На широком, мясистом лице небольшой нос пуговкой выглядел бородавкой.

Говорят, что у людей такого богатырского сложения и душа широкая, открытая. Но Жалмен был хитер, как лиса, искусно петлял по жизни и умело приспосабливался к любой обстановке.

Как только в ауле появился Жиемурат, Жалмен поставил перед собой задачу любой ценой добиться его расположения. Однако на первых порах он не раз попадал впросак.

Так, высказываясь за то, чтобы обложить высоким налогом всех, кто воспротивится вступлению в колхоз, Жалмен думал убить одним выстрелом двух зайцев: с одной стороны, показать себя перед районным представителем ярым защитником колхозного строя, а с другой, вызвать недовольство крестьян, добиться, чтобы они разбрелись кто куда.

Но Жиемурат решительно возразил Жалмену. Тому пришлось дать задний ход и все сделать, чтобы загладить свой промах.

Он горячо поддержал предложение Жиемурата о посылке Айхан на учебу, и только благодаря его усилиям Серкебай был вынужден с этим согласиться. Но и Серкебая нельзя было против себя восстанавливать. К тому же вскоре Жалмен узнал, что на учебу собираются отправить и Дарменбая. Вот это уж никак его не устраивало. Ай да Жиемурат!.. Не успел обосноваться в ауле, а уж прибирает к рукам одного за другим самых дельных активистов. «Кует кадры». И если удастся создать колхоз, то он не будет нуждаться в руководителях и специалистах со стороны — а заимеет своих, доморощенных, пользующихся у крестьян устоявшимся авторитетом. Мудро задумано!.. Надо помешать этому. Но как?

У Жалмена гудела голова от злых, путаных мыслей. Может, задержать Айхан в ауле, — тогда и Дарменбай никуда не поедет? А, чепуха, ребячество! Все не то, не то... Что же предпринять?

Жалмен решил заглянуть к Серкебаю. На его счастье, Жиемурата дома не оказалось: он ушел к плотнику Нуржану. Удобно устроившись на кошме и дождавшись, когда Ажар выйдет из комнаты, Жалмен, дружески глянув на хозяина, спросил:

— Ты не серчаешь на меня за недавнее? За Айхан? Ты не должен на меня обижаться, я ведь старался для твоей же пользы. Не понимаешь? А ты пораскинь мозгами! Айхан после окончания учебы наверняка займет какой-нибудь важный пост. Свой человек в колхозе — плохо, что ли? Да это просто везение! К тому же — женщина. Ты же знаешь, как советская власть к ним относится. Ежели она и ошибется, так с нее строго не взыщут. Им во всем потачка! Ну, уразумел, наконец? Предположим, Айхан назначат колхозным счетоводом. Тогда можешь считать, что это ты водишь по бумагам ее ручкой!

Серкебай, слушая его, довольно кивал головой. Потом осторожно спросил:

— Так ведь едет не только Айхан... Вон и Дарменбай... А он человек Жиемурата.

В душе Жалмен одобрил беспокойство Серкебая, но ему не хотелось распространяться на эту тему, он сейчас предпочитал не говорить — слушать. Поэтому он только отмахнулся от слов Серкебая:

— А, пускай едет! Эка важность! Да его сколько ни учи, как был неотесанным мужиком, так и останется.

— Э, не говори так! — возразил Серкебай. — Новая власть — она знает, что делает. Наседка, и та способна научить своих цыплят уму-разуму. И уж ежели наверху всерьез возьмутся за это дело... учить, значит, простой народ... так многие выйдут на широкую дорогу: слабые окрепнут духом, темные разумом. Посуди сам: могло ли нам прежде прийти в голову, что вчерашние босяки, голь перекатная, батрачье, пастухи, которые и со стадом-то не всегда управлялись, байские работники, не смеющие хозяину и слова сказать поперек, когда-нибудь станут у власти? А ныне они — всему хозяева, всюду в начальниках, и распоряжаются всем так, будто сроду этим занимались. Э, недаром говорили ишаны: ежели хан вступает на трон, так и ума у него прибывает. Ты говоришь: неотесанный. Погоди, ты еще увидишь, как он будет тут командовать, когда вернется с учебы! Всем рога скрутит... Аул наш, верно, неподатливый... Так ведь надень уздечку на самого норовистого коня, он и присмиреет. Сколотят у нас колхоз, соберут в него людей и скажут