Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— Айхан... в комсомол?! На учебу?! Ну, и времена!.. Только этого не хватало — чтобы моя родная дочь сделалась вертихвосткой — активисткой. Не бывать этому! Пусть и думать об этом забудет! А вам-то как не совестно? Вы же каракалпаки!

Эта вспышка ярости была настолько внезапной, что Жиемурат не нашелся, что и возразить Серкебаю. Только ошеломленно смотрел на него.

В разговор вмешался Жалмен:

— Товарищ Муратов, а какая польза от того, что мы пошлем ее учиться? У наших женщин другие заботы. Верно, женге?

Он обращался к жене Серкебая. Айхан в комнате не было — как только пришли гости, она выскользнула за дверь. А ее мать, Ажар, хоть и не участвовала в общем разговоре, но тайком к нему прислушивалась и сокрушенно качала головой — судя по всему, она держала сторону мужа.

Женщина с готовностью откликнулась на вопрос Жалмена:

— Верно, верно, дорогой. Зачем нам учеба? Умнее-то все одно не станем, да и ни к чему нам это.

— Ах, Жалеке! — укоризненно произнес Жиемурат. — Как это зачем, как это какая польза? Разве будущему колхозу не нужны знающие люди, специалисты, руководители? Выучится Айхан, вернется в родной аул, будет заправлять колхозными делами!

Ажар с испугом прижала к губам пальцы, краска стыда выступила на ее щеках:

— Ой, бей! Это наша дочка-то?!

— А что?

— Бай-бай... Напасть-то какая на нашу голову... Ох, недаром у бога просят сыновей — не дочек...

Жиемурат растерялся. Вон как все на него ополчились! Даже Жалмен! А он-то ждал от батрачкома поддержки.

Жалмен, чувствуя на себе выжидающие взгляды и Жиемурата, и Серкебая, кашлянул и, приняв какое-то решение, сердито оборвал хозяйку:

— Ну, что вы раскудахтались? Товарищ Муратов прав: колхозу кадры понадобятся. Пусть Айхан учится. Зачем противиться доброму делу? Вернется в аул ученой — сами же будете радоваться.

Теперь оторопел Серкебай: ведь и он, как Жиемурат, надеялся на поддержку своего тайного сообщника, Жалмена. А тот вон куда повернул.

Серкебай сверкнул на него глазами из-под нависших бровей, но Жалмен словно не заметил его недовольного взгляда и продолжал:

— Право, это для вас счастье, а не беда: дочка ваша будет при чистой работе. Сперва, правда, иные неразумные станут пальцами на вас показывать... кхм... даже посмеиваться.. Но потом вы над ними посмеетесь! А они еще пожалеют, что удерживали своих дочерей дома!

— Молодец, Жалеке!.. Золотые слова! Посудите сами, Серкебай-ага: предположим, приедет ваша дочь счетоводом. Так сам этот факт, как огонь, опалит души ваших недругов! Они же скорчатся от зависти.

Жалмен пристально, в упор, посмотрел на хозяина:

— Товарищ Муратов говорит от имени партии. И негоже нам идти против партии и властей!

Серкебай то бледнел, то краснел. Он был искренне убежден, что отпустить дочь в город, учиться — позор для каракалпака! Когда он бывал в городе и видел девушек в коротких платьях, то брезгливо обходил их стороной. Скромность, покорность, безропотность — вот что украшает каракалпачку!.. По возвращении из города он возмущенно рассказывал об увиденном жене и дочери. Дочь отмалчивалась, а Ажар горячо соглашалась с мужем и внушала дочери, чтобы та, не дай бог, не опозорила своего отца!

И сейчас Серкебай сидел как на жарких углях. Если бы его уговаривали Жиемурат и Давлетбай, он бы ни за что не уступил. Но слова Жалмена и тон, каким они были произнесены, заставили его призадуматься. Искренен он или хитрит? Ведь еще вчера нападал на Жиемурата, а нынче его поддерживает. Что за всем этим кроется? Однако, так или иначе, а Серкебай не смел ослушаться Жалмена — ведь сам же обещал во всем ему подчиняться!

Покорно вздохнув, он сказал:

— Вам видней, дорогие. Как скажете, так и будет. Моя честь и мой позор в ваших руках.

— Ну вот, слава богу, одумался! — усмехнулся Жалмен и добавил с привычной властностью. — Когда Жиеке тебе велит, тогда и отправишь Айхан в город. Понял?

Видя, что Серкебай не возражает гостям, и жена его промолчала.

А Жалмен торжествующе покосился на Жиемурата: дескать, видал, каков я? Стоит мне слово сказать — и все в порядке. Знай наших!..

* * *

Труднее оказалось уломать Дарменбая.

Уж какие только доводы не приводил Жиемурат в пользу учебы — тот только отупело хлопал глазами.

— Айхан, девчонка, поедет учиться! — поддразнивал его Темирбек. — А ты что, хуже? Не совестно тебе пасовать перед женщиной?

Дарменбая ничто не пронимало. Он то твердил, что у него семья, дети, как же они, мол, останутся без кормильца, то ссылался на свою неграмотность — какое уж тут ученье, при его-то невежестве!..

Отчаявшись переубедить его, Жиемурат пригрозил:

— Не поедешь учиться, придется расстаться с партбилетом!

Угроза произвела желаемое действие — Дарменбай сразу же притих, съежился, будто ему вонзили иглу в самое сердце, потом произнес сдавленным голосом:

— Да я что... Разве ж я против?.. Нужно — так нужно. Подсобите, так буду учиться.

Жиемурат облегченно вздохнул. Ему пришлось биться с Дарменбаем чуть не до самого вечера — а что еще оставалось, если на примете не было больше подходящих кандидатур? Хотя Дарменбай и трусоват, и нерешителен, особенно в последнее время, но он неплохой организатор, с жизненным опытом, со вкусом к работе. Если его подучить, так он почувствует себя уверенней.

Добившись от Дарменбая желанного согласия, Жиемурат распрощался с ним, а остальным, когда они остались одни, предложил подумать: Темирбеку о вступлении в члены партии, а Давлетбаю в кандидаты.

Темирбек вышел от Жиемурата последним. На улице было уже темным-темно. Он постоял у выхода, чтобы глаза привыкли к темноте.

Вдруг, совсем рядом, послышался голос:

— Шагай — шагай, не бойся, не споткнешься — тут ровно.

— Хау, Дарменбай? — удивился Темирбек. — Что ты тут делаешь?

— Тебя поджидаю. Одному-то скучно домой идти. А ты, вон, застрял. Что там обсуждали-то?

Темирбек догадливо усмехнулся: Дарменбай, видно, решил, что в его отсутствие разговор шел о нем, потому Жиемурат его и выставил, и терпеливо дожидался