Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жалмен терпеливо дослушал его до конца, усмехнулся:
— Ты у нас, оказывается, оратор! Разливаешься, как соловей. Ладно, это я шучу. Ты верно говоришь. И тем более следует послать Айхан на учебу! Чтобы в руководстве была и наша рука.
Он помолчал, потом, вытянув шею, подавшись к Серкебаю, уже тише произнес:
— Сереке, помнишь, я тебе говорил об одном человеке? Так его надо ждать со дня на день. Сам увидишь — ума ему не занимать стать, и душой тверд: к тому же — деловой, энергичный, не из болтунов. Уж вместе с ним мы что-нибудь сообразим... И в атаку!
Серкебай достал из кармана небольшую тыкву-горлянку с насыбаем, жевательным табаком, но не стал закладывать насыбай под язык, а, держа табакерку в руках, раздумчиво проговорил:
— Насчет Айхан я с тобой согласный. Сперва, правда, не хотелось мне ее отпускать, а потом смекнул — не зря же ты мне такое советуешь... Пускай едет. Как бы вот только Дарменбая удержать.
Он словно угадал мысли самого Жалмена. Тот про себя похвалил Серкебая: ишь, тоже не лыком шит, с ним можно иметь дело! Хорошо, что заставил его разговориться!
Вслух же Жалмен сказал:
— Туг надо одно помнить: ни в коем разе не агитировать самого Дарменбая! Он теперь пляшет под дудку Жиемурата, советуется с ним по каждому пустяку. Начнем его обрабатывать, так он тотчас донесет Жиемурату. Так что Дарменбаю — ни слова, не то накличем на себя беду.
— Я и сам думаю: с ним каши не сваришь, — согласился Серкебай. — А что, если действовать через его жену, а? Сам знаешь, какая это скандальная баба. Намекнем ей, что Дарменбай давно надумал податься в город да остаться там навсегда, женившись на другой... Так она на весь аул шум поднимет, и никакому Жиемурату с ней не сладить. Уж будь уверен, она засунет обе ноги Дарменбая в один сапог.
На некоторое время воцарилось молчание: нужно было поразмыслить над этой идеей.
Вытащив из кармана платок, Жалмен громко высморкался, не спеша заговорил:
— С женщиной может столковаться только женщина. Что если твоя Ажар займется женой Дарменбая? Пусть потолкует с ней по душам, заронит подозрения насчет ее муженька.
— Это, конечно, можно... Только вдруг Гулсим скажет: ты бы лучше присматривала за своей дочерью?.. Что ей ответить? Ведь наша Айхан тоже уезжает в город, а она девушка.
— Вот именно! Девушке-то что? Ей все равно когда-нибудь уходить из семьи. А вот ежели семью бросит Дарменбай? Это для Гулсим — нож в сердце! Пусть ей твоя жена так и объяснит.
— Ну, а как Жиемурат дознается, что Ажар голову морочила хозяйке Дарменбая?
— А в чем он может ее обвинить? Может, она за дочь, за Айхан, беспокоилась. Дочка едет в город с мужчиной. Какую мать это не озаботит? Вот она и надумала воспрепятствовать этому, сделать так, чтобы Дарменбай остался дома. Ясно? Ха-ха, да ежели Гулсим лишь во сне увидит, что Дарменбай женился в городе, и то уцепится за своего муженька обеими руками. Недаром говорится: даже пес свою плошку ревнует.
Серкебая одолевали сомнения. Ох, впутается он с этим делом в нехорошую историю. Но ему ничего не оставалось, как подчиниться Жалмену. Такая уж теперь у него судьба: во всем покорно следовать за батрачкомом, выполнять его советы и указания, помогать словом и делом. Он связан по рукам и ногам!
* * *
Так как Жиемурат с утра уходил к плотнику Нуржану, который мастерил для него мебель, то днем дом Серкебая пустовал и лишь к вечеру начинали собираться люди. Вечером поговорить с Серкебаем с глазу на глаз было невозможно. Поэтому Жалмен пришел к нему на другой день после их беседы о Дарменбае и, убедившись, что хозяин один, требовательно спросил:
— Ну, как? Говорил с женой?
— Все сделал, как условились. Растолковал ей, что она должна сказать Гулсим. Не беспокойся, уж моя Ажар сумеет напустить туману!
— Так... Вели ей действовать поосторожней. Не стоит выкладывать все сразу — пускай начнет разговор издалека и вливает ей в душу яд по капле, по капле... Тогда она вберет каждое слово Ажар, как песок воду. Ясно? Тут без хитрости не обойтись.
— Учту, Жалеке.
— Нам необходимо соблюдать осторожность. Не то попадемся им в лапы... Вот о чем я хотел тебя предупредить. Осторожность и еще раз осторожность!
— Да хватит меня учить! — обиделся Серкебай. — Я ведь тоже не зря прожил свои пятьдесят лет.
Жалмен вел разговоры не только с Серкебаем — он приглядывался и к другим людям, исподволь прощупывал их.
У него теперь была одна забота: собрать вокруг себя надежных помощников. Вон Жиемурат — всего несколько дней в ауле, а сколько уже успел привлечь к себе и белсенди, и простых крестьян! И он, Жалмен, тоже должен искать прочную опору. Особенно — из молодежи.
Перед его мысленным взором прошли все парни и девушки аула. На ком же остановиться, на кого готовить силки? Народ-то все сомнительный, ни на кого нельзя положиться! Ох, и времечко наступило... Шамурат? Нет, с ним надо ухо держать востро — комсомолец, из ретивых и непокорных. Может, Отеген? Отеген... Все чаше мысли Жалмена возвращались к этому парню. Увалень, и особой сообразительностью не отличается... Зато языком зря трепать не любит. Жадный, самодовольный, мстительный. Так ведь выбирать-то не приходится. А что мстительный, это даже хорошо. Мнения своего не имеет... Но уж если заберет что в голову, так упрется и будет стоять на своем — канатами его не сдвинешь! А ежели потерпит неудачу, так особенно не переживает, не вешает носа, не прячется в кусты. Что ж, Жалмену как раз такие и подходят — упрямые, самолюбивые. Жалмен для Отегена — большой авторитет, парень перед ним даже заискивает, не раз с подобострастием уверял, что аул, мол, пропал бы без такого батрачкома, да и ему Жалмен — как отец родной.
Родители Отегена в разговорах с
