Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

Он, недобро усмехнувшись, посмотрел на свой наган и кивнул старику: мол, иди, не медли!

Старик бережно примостил на земле тело Ауезова, кряхтя, поднялся и спешащей, косолапой походкой двинулся вниз, к перевалу...

1

В аул Курама, расположенный на берегу реки Шортанбай, Жиемурат отправился пешком.

Впервые в жизни он получил серьезное партийное задание, и ему так не терпелось приступить к делу, что он не стал дожидаться лошади, которую в райкоме партии обещали назавтра, и, не мешкая, двинулся в путь.

Жиемурат отказался и от провожатого, из местных, которого предлагали ему — дабы тот познакомил райкомовского посланца с аулом. Зачем изображать из себя «высокое лицо»? Его и так примут с присущим каракалпакам радушием. Гостеприимство здесь в обычае. А ныне, наверно, этот обычай даже укрепился, потому что крестьяне стали жить лучше, недавние бедняки почувствовали себя настоящими хозяевами этого края.

Ко всему прочему, Жиемурату просто хотелось пройтись одному по степному, песчаному проселку, всей грудью вдыхая свежий привольный воздух, любуясь сельским пейзажем. Он давно, чуть не с детства, не бывал в здешних аулах и теперь радовался возможности остаться наедине с родными просторами, от которых уже отвык.

Шагая по дороге, Жиемурат с удовольствием оглядывался вокруг.

Из районного центра он вышел ранним утром, когда по небу еще плыли редкие облака. Постепенно они исчезли, над Жиемуратом раскинулась сплошная голубизна, густая и чистая, и солнце пролило на землю золотой дождь лучей.

Все вокруг было заполнено ярким светом, и на душе у Жиемурата сделалось светло. Он с уверенностью подумал, что путь перед ним лежит — счастливый и миссия его непременно увенчается успехом.

Правда, он слышал, что в окрестностях пошаливали басмаческие банды. Они пытались отсечь острыми саблями любой побег Советской Нови.

Рассказывали, что один басмаческий главарь, по имени Избан, даже убивал людей лишь за то, что они одевались по-новому.

Но в сердце у Жиемурата не было страха — он не думал о смерти. Он вообще ни о чем не думал, легко шагая по дороге, с перекинутой через плечо кожаной сумкой на ремне, в небрежно наброшенном пиджаке.

Навстречу ему попадались пешие и конные, он весело приветствовал их и шел дальше. Еще в детстве он был наслышан об ауле Курама, а однажды ему довелось туда наведаться, и, полагаясь на свою память, он ни у кого не спрашивал дорогу.

Жиемурат шел себе и шел, и хотя уже проделал немалый путь, совсем не чувствовал усталости. Помогала давняя закалка, и подгоняла цель, которую он перед собой поставил: как можно лучше и быстрее выполнить поручение райкома. Он не имел права на усталость, на отдых — слишком важные дела ждали его впереди.

По мере приближения к аулу Курама, им овладела деловитая озабоченность. Недавняя, несколько беспечная, приподнятость духа, порожденная новизной впечатлений от сельской природы и радушной, от горизонта до горизонта, улыбкой погожего денька, сменилась напряженной работой мысли. И мысль эта сосредоточилась на одном: на поручении райкома.

Легко сказать: выполнить его как можно успешней! Но как добиться скорого успеха, как увлечь за собой крестьян, живущих разрозненными хозяйствами, отъединенно и дорожащих «своими» клочками земли?

Нет, об этом после. На месте будет видней. Сперва же нужно решить: у кого он остановится в ауле? Как говорит пословица, гость тревожится по дороге к дому, а хозяин — когда гость уже в доме. К кому же зайти, чтобы там и остаться?

Секретарь райкома Багров, напутствуя Жиемурата, назвал ему трех активистов аула Курама: Темирбека, Дарменбая и Айтжана, и настоятельно рекомендовал поселиться у кого-нибудь из них.

Но у кого?

Выбрать надо раз и навсегда. Нет ничего хуже, чем перебираться из дома в дом. Уж осесть, так сразу! Но это возможно лишь в том случае, если гость и хозяева придутся по душе друг другу, окажутся близкими помыслами и нравом, найдут общий язык.

Что же представляет из себя каждый из трех, названных в райкоме? Багров, давно живший в Каракалпакии и знавший каракалпакский язык, охарактеризовал их подробно и дотошно, и сейчас Жиемурат старался припомнить, что слышал об этих активистах и от Багрова, и от других.

Айтжан. Он вступил в партию в первые же годы Советской власти. О нем говорили как о человеке с доброй, открытой душой и взрывчатым, горячим характером.

Уж если на кого обидится — так не станет таить обиду, а распалится и тут же выложит все, что думает.

Коли уж ввяжется в спор, так будет спорить, пока не охрипнет, не слушая ничьих доводов, раскаляясь до предельной точки.

Но стоит дать ему остыть — глядишь, он и призадумается, а потом честно признается, что был неправ, да еще и извинится.

Когда же его удавалось в чем-либо убедить, и он решал про себя, что указанный ему путь верней, — то он шел по этому пути напрямик, не жалея ни сил, ни крови, ни жизни, не сдаваясь ни перед какими преградами: надо — перемахнет реку, надо — перешагнет через горы.

Успокоившись и образумившись после очередной вспышки, Айтжан начинал на чем свет стоит бранить себя за горячность и несдержанность. Он клятвенно заверял всех и самого себя, что переломит свой проклятый характер. Но ничего не мог с собой поделать. И другие не в силах были сладить с его крутым нравом, «перевоспитать» горячку-парня.

Это уж, видно, было у него в крови, от рождения: характер, как говорится, сросся с костями. Даже участие в борьбе с белогвардейщиной, с бандами Джунаид-хана, — а в этой борьбе очистились, переплавились многие характеры, — ни в чем не изменило Айтжана. Сколько ни бился с ним тогдашний их командир, Багров, — все было тщетно. Каким вошел Айтжан в пламя гражданской войны, таким из него и вышел; ну, может, душа чуть пообуглилась да рука затвердела.

Однако партии он был предан безраздельно, с пылким энтузиазмом брался за любое ее поручение, всего себя отдавал доверенному ему делу.

Он и в аул Курама переехал по совету и настоянию Багрова, пославшего туда испытанных коммунистов — поднимать этот аул, один из самых «тяжелых», к новой жизни.

Курама — значит сборный. Одно это название аула говорило само за себя. Шить из лоскутьев — трудней, чем из целого куска.

Багров отлично представлял себе трудности, которые могли