Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— Так чего же вы боитесь?

И опять этот вопрос привел женщину в замешательство. Будто что-то припомнив, она ободряюще провела ладонью по голове сына, потом торопливо подсела к очагу и принялась наполнять водой большой, черный от копоти кумган с крышкой.

Мальчик тут же подбежал к ней и цепко ухватился за подол ее платья, будто играя в «собачий хвост» — эту незамысловатую ребячью забаву.

Дарменбаю была дорога каждая минута. Но как заставишь говорить человека, явно уклоняющегося от откровенной беседы?

Увидев, что хозяйка собирается вскипятить чай, он протестующе покачал рукой:

— Женге, мне не до чая, спешу. Ты бы все-таки объяснила: отчего вы такие напуганные?

Женщина, зажигая спичку, сказала:

— Кайным[6], вы попейте чаю, за чаем я все расскажу.

Дарменбаю ничего не оставалось, как уважить просьбу хозяйки. Прихлебывая чай, он слушал ее сбивчивый рассказ:

— Нынче, еще рассвет не занялся... приехали какие-то неизвестные. А потом еще один. Тоже на коне. Ох, страшный... Глаза как у волка. Лицо черное, разбойничье... И словно кровью от него пахнет... А за плечом двустволка. Он начал кричать на хозяина, грозить ему...

Женщина, по обычаю, не называла своего мужа по имени. Временами она косилась на Дарменбая, желая убедиться, внимательно ли он ее слушает, тот поощряюще кивал, и она продолжала:

— Черный, значит, велел хозяину идти с ним к реке. Хозяин просил его обождать, пока рассветет, но черный и слушать ни о чем не хотел. Сорвал с плеча ружье и говорит: не пойдешь — пристрелю, как собаку. У меня душа ушла в пятки... Вся как ватная, еле на ногах держусь... Тут сынишка проснулся, увидел черного — и в слезы. Тот — к сыну, зажал ему рот ладонью. Я обмерла от страха, гляжу на хозяина, а ни словечка не могу вымолвить. Да и боялась шуметь — чтоб не навлечь беду на наши головы... Черный отпустил сынишку, толкнул хозяина к выходу. Что нам было делать? Я кинулась к сыну, а хозяин ушел...

Женщина замолчала, подбросила в очаг хворосту, потом, оправдываясь, проговорила:

— Как вы вошли, так на нас опять страх напал... Я подумала, может, и вы из тех.

— А муж потом вернулся?

— Воротился, к полудню...

Не успела женщина закончить фразу, как в дверях появился пожилой мужчина в шапке, отороченной заячьим мехом. На лице его не было и тени страха, он спокойно, с достоинством поздоровался с Дарменбаем и сказал ему, как давнему знакомому:

— А я уж давно вас жду. И в город человека послал... Тот, кого ищете, недалеко отсюда.

Дарменбай, возбужденный этой вестью, извинившись перед хозяевами, поспешил на улицу.

Хозяин проводил его понимающим взглядом и повернулся к жене:

— Это от них бежали те, вчерашние. Наши ночные гости — дичь, а вот эти — охотники.

— А почему он ушел? И почему ты говоришь: «эти»? Он ведь один.

— На улице его ждет товарищ.

До сих пор мальчик в каком-то оцепенении прислушивался к разговору взрослых и вдруг, будто только теперь заметив отца, бросился к нему и обхватил ручонками его колени.

Отец с неуклюжей лаской потрепал его по волосам:

— Что, сынок? Натерпелся страха?

В это время в комнату вошли Дарменбай с Ауезовым.

— Ты, значит, повел его к реке. Так? — спросил Дарменбай хозяина.

— Верно.

— А дальше?

— Он заставил меня переправить его на тот берег.

— Хм... Что ему там понадобилось?

— Что ты говоришь?

— Я говорю: зачем бы ему возвращаться обратно?

— Верно, побоялся оставаться в ауле. Решил переночевать в горах.

— Он с лошадью переправился?

— Нет, лошадь в лодке не поместилась. Он спрятал ее здесь, в лесу.

— Значит, он должен за ней приехать?

— Уж как пить дать приедет. Он так и сказал.

— Когда?

— Завтра ночью. Велел подать большую лодку.

Все стало ясно. И Дарменбай с Ауезовым почувствовали какую-то расслабленность... Ведь они с утра не знали ни минуты покоя, весь день провели в нервном напряжении, в тревожной погоне. Теперь можно и передохнуть немного.

Когда чай был допит, хозяйка поставила перед ними подогретый плов без мяса. Они набросились на него с голодной жадностью.

После короткого отдыха гости попросили хозяина отвести их к тому месту, где беглец оставил своего коня.

Фонарщик пошел с ними в ближний лес.

Густая тьма окутала землю. Все небо было обложено тяжелыми черными тучами, — не виднелось ни звездочки.

Путники то и дело спотыкались и проклинали темноту: так недолго и шею свернуть!.. Но фонарщик шагал уверенно — он знал эту местность как свои пять пальцев.

Вот и лес: густая паутина ветвей турангиля и жингиля. Приходилось все время нагибаться, чтобы пройти под ветками. Наконец, добрались до места, где беглец привязал своего коня.

Но коня там... не оказалось.

Хозяин в растерянности посмотрел на своих спутников.

— Может, он сорвался с привязи и ушел? — спросил Дарменбай.

— Нет, сам он не мог уйти...

Место, где беглец укрыл коня, было окружено такой чащобой, что и человеку-то нелегко было отсюда вырваться.

Ауезов посветил на землю карманным фонариком. Свежие следы лошадиных копыт тянулись в лесные заросли. Но ведь сам конь не мог уйти! Значит...

— Наврал он мне. Сказал: вернется за конем завтра, а сам забрал его нынче... совсем недавно... может, только что.

Голос у фонарщика был виноватый, потерянный. Он весь вспотел от волнения, стоял с опущенной головой.

Ауезов, видевший, как тяжело переживает фонарщик постигшую их неудачу, постарался его успокоить:

— Мы тебе верим. Этот мерзавец — такая лиса!.. Вон как петляет! С того берега на этот, с этого — на тот, опять на этот... Хочет сбить нас с толку. Ну, погоди! — В бессильной ярости он стиснул зубы и сжал кулаки. — Ты от нас не уйдешь...

С трудом продираясь сквозь колючий частокол деревьев, они пошли по следу, который вывел их на берег Амударьи.

Фонарщик, не дожидаясь указаний от