Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов

— Он не успел далеко удрать. Догоним!

Рассекая волны, с резким шлепаньем отлетавшие в стороны, лодка устремилась к противоположному берегу. Дарменбай, жаждущий поскорее встретиться с беглецом, налегал на весла, фонарщик сидел на руле, умело направляя лодку к той точке, где, по его предположениям, только и мог высадиться ночной гость, который так ловко обвел его вокруг пальца!

Ауезов держал за ошейник Джолбарса.

Вскоре они достигли берега. Перед ними вздымались скалы Кран-тау, подступавшие к самой воде.

Когда они вышли на берег, фонарщик предложил спутникам свои услуги, но Дарменбай и Ауезов отправили его домой; незачем было подвергать опасности чужую жизнь.

Затем они двинулись с Джолбарсом вдоль берега. Собака тут же взяла след и потащила их в гору.

По пологому склону они взобрались на перевал.

Тут к конскому следу прибавился человеческий. Видимо, на коне ехали двое, но один на перевале спешился и направился в горы, другой — на коне — поскакал по дороге, ведущей к аулу.

— За всадником идти нет смысла, — сказал Ауезов, с помощью фонарика внимательно рассматривавший следы. — Вряд ли это тот, кто нам нужен. А вот другого надо догнать — недаром он так спешит скрыться!

— Верно, — кивнул Дарменбай. — Это он!.. Пошли за ним, остальных мы всегда сумеем разыскать.

Джолбарса пустили по следу. Теперь им пришлось подниматься по крутому горному склону.

Уже начало рассветать, когда они очутились на вершине Кран-тау. Джолбарс приблизился к лежащему на земле большому, обглоданному ветрами обломку скалы, обнюхал его, покрутился возле, потом отбежал на несколько шагов, не отрывая от земли раздувающихся ноздрей, снова вернулся к камню и принялся с глухим рычанием царапать его когтями.

Ауезов и Дарменбай подошли к камню, осмотрели его, и оба — как по команде — недоуменно пожали плечами: камень, плоский, как надгробье, тяжело покоился в густой кустистой траве — сора.

Трудно было даже предположить, что за ним — вернее, под ним — мог кто-нибудь укрываться. Джолбарс, видно, просто потерял след, вот и мечется, выказывая ложное усердие.

Неподалеку виднелось несколько могил. Может, и перед ними могила? Поднимешь камень, а там чей-то прах! Обычай запрещает тревожить покой мертвецов. Вскрывать чье-либо захороненье — кощунство... Оставалось одно: вернуться к исходному пункту и, при утреннем свете, тщательней проверить следы.

Когда они вышли на горную тропу, им встретился старик с вязанкой хвороста за спиной, тоже спускавшийся с вершины.

Он обрадовался, увидев на Ауезове военную форму, сбросил на землю вязанку и после взаимных приветствий торопливо заговорил:

— Ох, сынки, что мне увидеть-то довелось — во сне такое не приснится! Надумал я наведаться на могилу сына, прочесть над ним молитву. Сижу, молюсь... Кругом еще сумеречно... Вдруг мне почудилось, будто кто прошел мимо. Оглянулся — ни души. Да нет, что это я говорю — почудилось! Хоть я и стар, а зрение у меня острое, и слух чуткий. Кто-то там был! И как сквозь землю провалился. Я вижу, вы ищете тут одного человека. Может, мне как раз и привиделся тот заяц, что прячется от ястребов?

Переглянувшись с Дарменбаем, Ауезов спросил старика:

— Где вы его видели?

— Там, на вершине. Пойдемте, сынки, я вам покажу.

Старик оставил хворост на земле и, налегке, быстро пошел вверх, продолжая рассказывать:

— Я сперва подумал, что кто-то, вроде меня, пришел помолиться над дорогой могилкой. Но тогда бы он тут и остался. А этот... исчез! Что уж греха таить, здорово я перепугался, от страха-то ноги отнялись. А что, думаю, ежели это мертвец? Поднялся из могилы да снова в нее воротился? А? Только нет, о привидениях-то у нас что-то не слыхать. Это такой же мертвец, как я да вы.

Дарменбай и Ауезов молча следовали за стариком. Он привел их к обломку скалы, от которого они недавно ушли.

— Вот тут он пропал. Как в воду канул.

— Или — в землю?

Джолбарс, подвывая, кинулся к камню и начал рыть под ним землю.

Дарменбай, напряженно наблюдавший за овчаркой, шагнул к гранитной плите и попробовал сдвинуть ее с места. Она не поддавалась.

— Осторожней! — предупредил Ауезов. — Опасно!

Ауезов, в нервном нетерпении, переминался с ноги на ногу. Время уходит, дорогое время! Нельзя мешкать ни минуты, надо действовать — быстро и энергично!

Дарменбай обошел камень, то и дело нагибаясь, словно прислушиваясь, словно пытаясь заглянуть под него.

Вдруг он выпрямился и поманил Ауезова, а когда тот подошел, шепотом проговорил:

— Похоже, под камнем — яма.

— Тише! Не спугнуть бы! Кто знает, может, тут есть другой выход. А ну, приподнимем-ка вместе!

Общими усилиями им удалось сместить каменную плиту. Открылась широкая черная щель.

Старик, увидев ее, отступил в суеверном испуге, зашептал какую-то молитву. Не иначе, как это прибежище злых духов! Ох, не миновать ребятам беды!

Он охрипшим от волнения голосом крикнул:

— Сынки, поберегите себя, уйдите оттуда!

И не успел он договорить, как из щели прогремел выстрел.

Ауезов, стоявший к ней ближе, схватился рукой за живот и стал медленно валиться на бок. Если бы Дарменбай не успел его поддержать, он упал бы в яму.

Положив товарища на траву, Дарменбай выхватил из кобуры наган, подполз к самому краю ямы.

Он весь напружинился, как тигр, готовящийся к прыжку, и не отрывал глаз от черного зияющего провала.

Сзади застонал Ауезов. Но Дарменбай не мог прийти на помощь другу: ведь здесь, в темноте ямы, — убийца!

Голова Ауезова покоилась на коленях старика.

Старик, бормоча что-то, по-отцовски ласково, дрожащей рукой гладил раненого по волосам, опасливо поглядывая в сторону ямы.

Ауезов уже был в беспамятстве, стонал, дышал тяжело, с клокочущим хрипом.

Дарменбай прислушался к бормотанью старика — тот молился над раненым! Видно, решил, что парню — конец, и остался с ним — дабы умирающий не отошел в лучший мир без молитвы.

— Отец! — яростным шепотом выдохнул Дарменбай. — Ты что его хоронишь? Чем молиться — сходил бы лучше в аул и привел людей. А я тут покараулю — уж постараюсь не выпустить волка из его