Яйцо Чингисхана или Вася-василиск - Александр Тюрин

Александр ТЮРИН

ЯЙЦО ЧИНГИСХАНА ИЛИ ВАСЯ-ВАСИЛИСК

В этой книге не сказано ни слова против Ислама. Речь идет только о том, что некоторые люди дерзновенно возлагают на себя право выступать от имени Всевышнего, не имея ни глубокой Веры, ни страха перед Ним. То, что они усердно произносят молитвенные формулы и славословия, лишь показывает степень их расчетливости и коварства.

Возможность победы заключена в противнике.

Идеалист хуже дерьма.

Нынче, когда стал я совершенно не такой КАК ВСЕ вы, мне приятно вспоминать себя человеком. Иной раз настолько убаюкаюсь на волнах воспоминаний, что даже не тревожит уже вопрос: «А действительно ли он — это я?»

Часть I. «От нашей цивилизации вашей цивилизации»

Зарубка 0. (в детстве) «Сновизор»

В детстве ему не нравилось спать и он всячески отлынивал от этого занятия, хотя, в конце концов, подчинялся требованиям начальства в лице мамы. Засыпая, сильно потел, как будто яму копал, а потом видел что-нибудь страшненькое.

В списке малоприятных снов был и такой.

Родная коммуналка с длинным три раза загибающимся коридором и десятком дверей по обе его стороны. Только никаких людей, ни родителей, ни соседей. Он выскакивает из своей комнаты, потому что та вдруг наваливается тяжелой тьмой, семенит по коридору, боясь оглядываться. Стучит в двери — одни заперты, другие открыты, но из соседских каморок лишь тянется густая тоска. Ванная и двухочковый сортир торжественно безжизненны как склепы. Он выходит на пустую кухню, и ему кажется, что подползающая сзади тьма вот-вот прилипнет к нему и начнет переваривать. Он бы уже и рад обернуться, но окостеневшая шея — агент приближающегося врага.

Он не чувствует ног, его как будто сносит ветром в самое последнее помещение во всей квартире — чуланчик-подсобку, глухую камеру с одним только входом. И когда ползущая сзади тьма придавливает его, и костенеют не только шея, но и спина, руки, он видит, что шкафчик перед ними — это на самом деле дверь. Открывает ее сохранившими еще подвижность кончиками пальцев — и его словно втягивает в какую-то трубу, похожую на саксофон. Черная пасть квартиры остается позади, и то ли звук, то ли ветер выдувает его наружу…

Что там дальше, он так не разу и ни увидел, потому что кошмар как будто выталкивал его, оберегая свои «секретные объекты».

Зарубка 1. (июнь 2001 г., Западная Сибирь) «Земную жизнь пройдя до половины, он очутился в сумрачном лесу…» (цитата)

На грязную тощую руку уселся комар с дородным чистым телом, могучим хоботом и большим аппетитом. Но сердиться и даже сгонять хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.

Таежный граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его брюшко, потом вторая, третья.

Потом он улетел, не сказав даже «спасибо». Из дырки, смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой толпой мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей?…

Как будто для того, чтобы питать комаров и мух, Василий отправился из села Верхнекамышинского в деревню Камышинское тяжелой лесной дорогой — вместо того, чтобы вернуться обратно в Томск и вылететь по месту назначения на попутном вертолете.

Случилась ошибка. Кому забавная, а кому и досадная. Петербуржец Василий Рютин завязал переписку со своим двоюродным дядей Егором, исполняющим роли охотника и рыболова в сибирской деревне Камышинское. Хорошие задушевные получались письма: в основном о многочисленных прелестях таежной жизни и гадостях жизни городской, которым также несть числа. Зазывал дядька к себе, обещая полное исцеление от всех забот в дебрях Кетско-Тымского урмана [1] .

Василий, который почти уж костьми полег под тяжестью забот, клюнул на эту приманку. Он разорвал договор с ассенизационной фирмой, для которой клепал задачу из области динамического программирования — что-то про диаметр канализационных труб в зависимости от количества и качества харчей, потребляемых народом. Делал ее долго или уже делал вид, что делает, а говночисты в свою очередь делали вид, что платят ему.

«Все, хватит, тварь я дрожащая или недрожащая? Если даже получаю я все время по шее своей, если даже карма у меня второсортная и уцененная, если даже дао мое кривое, как волос у негра, могу я двинуть туда, где от меня ничего не зависит и от меня ничего не надо?»

Василий покидал в вещмешок манатки типа электрической мочалки-самоходки, автоматической зубной щетки, которой можно было чистить и башмаки, а также дешевого боди-компьютера «Вятка-Паккард», вынул из-под шкафа заначенные дорожные чеки «Сайбириан Экспресс» и юркнул за дверь. Жена промолчала. Кажется, она была не против, по крайней мере не отвлеклась от одновременного просмотра четырех сериалов: «Кислая Дыня», "Орехово-Зуево, «Мутантка» и «Жизнь Мафусаила». Мафусаил как раз праздновал свой пятисотый год рождения в окружении далеких потомков, которые со скучными лицами все еще боролись за его наследство.

Сашка правда оторвался от своей любимой компьютерной игры в трехмерного «Индиану Джонса» и сказал: «Па, а ты кнут возьмешь?» Папа взял не кнут, но пакетик, в котором было сорок миллиграмм чистого экстраморфина, то есть искусственного эндорфина. Эта гадость здорово выручала последнее время. А начал он принимать ее (верней, аналог ее примитивный), еще когда тянул армейскую лямку. Был там один доктор Айболит, который в таблеточках не отказывал, и даже дурное настроение лечил. А потом выяснилось, что и сам майор медслужбы — наркоман со стажем, и снадобья его — «наркомовские». Но что делать, Василию Самуиловичу нравился легкий и светлый экстраморфиновый туман, который немного приподнимал его над грубой и гнусной правдой-реальностью. Правда, после этого становилось немного кисло, но тут уж можно было элементарно поддать.

Общий вагон завез Василия в город Томск, радиоуправляемая баржа по Оби и Чулыму доставила в Батурино, автобус, снабженный неисправным аэроклозетом, забросил в Камышинское. Тут-то и оказалось, что это совсем другое Камышинское, и дядька вовсе не тот, который родной по крови, а самый настоящий самозванец. Притом именно с самозванцем и шла оживленная переписка последние полгода. Просто в своих трагических посланиях Василий не указывал индекса, а почтовая служба держала в уме Верхнекамышинское — большой поселок полугородского типа с баней, бюстом Ильича в кустах малины и мясистыми девушками, пристально следящими за переменчивой токийской модой. А вот занюханную деревню Камышинское, куда лишь раз в год пробивался вездеход-дерьмоход, она полностью игнорировала. Роковую роль сыграло и то, что самозванец имел название «товарищ Еродин», которое не слишком отличалось от имени любимого дяди — Е. Рютина.

Наверное, разница между настоящим дядькой и самозванцем была не слишком велика, поскольку Еродин ни в письменной, ни в устной речи ничем не отличался от Е.Рютина. К тому же, самозванец, накормив-напоив Василия, еще и предложил погостить. Но племянник все-таки верил, что его дядя совсем другой. Настоящий-то Егор Рютин слыл почти что шаманом, знатоком лесных прибамбасов. А верхнекамышинский мужик был только алкаш и балагур.

Василий избрал путь наибольшего сопротивления, хотя и рассчитывал, что по общей сумме баллов не проиграет. Он решил двинуться в нужную сторону по лесной тропе.

Что, может быть, жизнь надоела? Вообще нет, но именно такая — эт-точно. Потеряем разве что ее, поганую, а приобрести можем весь мир.

Решение подкрепилось тем, что автобус, доставивший его в Верхнекамышинское, то ли по случаю поломки, то ли благодаря диверсионному акту должен был поехать назад, в Батурино, минимум через три дня.

Василий выведал дорогу у бывалых таежников. Итак, вначале вдоль речушки Синеводки, а когда впадет она в болотистое озеро Горькое, преодолеть его на плоту; затем дунуть через лес по несколько заросшей дорожке. К концу второго дня будет тебе Камышинское. Пятьдесят километров по прямой, вдвое больше по кривой.

Нашелся и напарник, которому, как видно, было все равно куда брести. В отличие от Василия, что по жизни своей являлся добропорядочным семьянином, Антон числился вечным странником, бичом-интеллектуаломом. Он вечно чего-то искал и взыскал: при коммунистах — свободы, при капиталистах — равенства, при мусульманах — христиан, при роботах — людей, при людях — инопланетян. И так далее. Упорные занятия эскапизмом привели Антона в Верхнекамышинское, где он искал Шамбалу, или, по-нашенски, Беловодье. Искатель познакомился с Рютиным, проговорив: «Вы не считаете, что у животных до появления человека был гораздо более высокий уровень жизни?»