Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - Симеон Уэйд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Странно, вы никогда не упоминали их в ваших работах.
– Я никогда не упоминаю людей, произведших наибольшее впечатление на меня, – сказал Фуко с ухмылкой. – Вы знаете роман Жана-Антуана …?
Я не помню полное имя писателя, которое Фуко назвал мне, и всегда стыдился признаться в этом, встречаясь с ним снова.
– Нет.
– Это замечательное автобиографическое произведение, написанное молодым человеком где-то двадцати лет от роду. Он начал, когда ему было шестнадцать, и старательно трудился в течение пяти лет. Однажды в рождество несколько лет назад мы с моим любовником смотрели телевизор, когда зазвонил телефон, и незнакомый голос спросил, не смог бы я прочитать новый роман. Я пригласил автора к себе после обеда, и мы стали друзьями. Я помог ему с публикацией его творения.
НАШ РАЗГОВОР внезапно прервался, когда впереди показались нагромождения огромных камней, напоминавшие остатки айсбергов, разбившихся о некий остров. Представший перед нами пейзаж напомнил мне картину Каспара Давида Фридриха «Северный Ледовитый океан». Фуко понравилось мое сравнение. Раскинувшиеся с запада горы грели свои израненные трещинами склоны на утреннем солнце.
Майкл проснулся от короткого сна и пошел по второму кругу с кофе и трубкой.
– Вы посещали непристойные бары на Фолсом-стрит, находясь в Сан-Франциско? – спросил он Фуко.
– Конечно, – ответил Мишель с ухмылкой.
– Даже «Бараки»? – поинтересовался Майкл.
– Да. Крутое местечко! Я никогда не видел столь откровенную демонстрацию сексуальности в общественном заведении.
– У вас есть необходимые кожаные атрибуты: кепка, ремни и все такое? – не отставал от нашего гостя Майкл.
– Да, само собой, – ответил Фуко с заговорщицкой миной.
– А что относительно «Кабаре»? – встрял в разговор я, имея в виду известный танцевальный гей-бар, расположенный в районе Норт-Бич.
– Я зашел туда на несколько часов как-то ночью. Масса красивых молодых мужчин, которые чувствуют себя как дома. Во Франции нет ничего подобного. Там даже нет мест, где геи могут собраться и потанцевать на людях. Во Франции ночная жизнь проходит тайком и малоинтересно. Геи чувствуют себя отчасти как в тюрьме. Все слишком напряжены, стараются сохранять анонимность, ужасно стесняются.
– А что относительно бань Сан-Франциско? – продолжил Майкл.
– Да, я посещал их. Однажды ночью в одной даже познакомился с приятным молодым мужчиной, который рассказал мне, что он и многие другие ходят в баню по несколько раз в неделю, зачастую находясь под воздействием стимуляторов и попперсов. Такой образ жизни экстраординарен для меня, на грани фантастики. Эти парни живут ради случайного секса и наркотиков. С ума сойти! Во Франции нет таких мест.
– Симеон и я познакомились как раз в бане, – сказал Майкл Фуко. Мы все посмеялись по этому поводу.
– В спортивном клубе на Третьей улице, – добавил Майкл. – Мы болтали несколько часов в одном из темных кабинетов и занимались сексом, даже не видя друг друга. Мы нарушили табу относительно разговоров. В довершение всего, говорили о музыке. Шопене и Рахманинове, Поллини и Микеланджели. Симеон тоже пианист, вы же знаете, мы не могли ничего поделать с собой. В конце концов, все остальные повылезали из своих углов и ушли раздраженные.
– Замечательно! – воскликнул Мишель и рассмеялся от всего сердца. – И когда это произошло?
– За несколько дней до прошлого Дня благодарения, – сообщил ему Майкл и изобразил крик индейки, в то время как мы рассмеялись снова.
– У меня есть вопросы к вам с тех пор, как я в Ирвайне прослушал вашу лекцию о маструбации, – продолжил Майкл. – Вы мастурбируете?
– Конечно, – ответил Фуко, не колеблясь.
– Вероятно, не так много, как Симеон, – добавил Майкл.
– Кто бы говорил, – буркнул я.
– По-вашему, мы не слишком злоупотребляем этим делом? – спросил Майкл жалобно.
– Это нормально, если у вас есть время, – заявил Фуко сурово, а потом он рассмеялся, как если бы мы были маленькими мальчиками, игравшими в доктора на заднем сиденье машины. Солнце светило все интенсивнее, и я дал ему солнечные очки с широкой белой оправой. Я сказал ему, что в них он выглядит как дитя Коджака и Элтона Джона. Он пришел в восторг.
Я спросил Мишеля, не состоял ли он в родстве с Фуко, которого Фрейд упомянул в списке ссылочной литературы к своей книге «Толкование сновидений», или с тем Фуко, который усовершенствовал маятник.
– Нет, – ответил он. – Я ненавидел моего отца. Он был врачом, но не имел никакого отношения к человеку, упомянутому Фрейдом. Фуко обычная фамилия во Франции, такая как Смит в Штатах.
– Каким вы были в детстве, Мишель? Развитым не по годам, проводившим много времени за учебой, производившим впечатление на учителей?
– Вряд ли. Я проводил большую часть времени, если использовать одно из ваших американских выражений, за сараем. Я был из тех, кого называют малолетними преступниками. Мой отец пытался призвать меня к порядку и наказывал. Он забрал меня из обычной школы и поместил в католическую с самыми строгими правилами, какую только ему удалось найти. Мой отец был тираном, – сказал Фуко.
– А что относительно вашей матери? – спросил Майкл.
– Я проводил с ней три недели в году. И никогда по ней не скучал, – ответил Мишель. – Обычно летом.
– У вас есть братья и сестры? – продолжил я.
– По одному каждого.
– Вы проводите много времени с вашим братом?
– Нет, я общаюсь с ним, возможно, раз или два в месяц.
МЫ ДОЕХАЛИ ДО Грин-Эйкр, маленького городка, расположенного прямо у «Сумеречной зоны». Майкл резко прервал наш разговор, буркнув:
– S’il vous plaît, un moment, j’entends l’appel de la Nature[6].
Мишель рассмеялся громко, вероятно от облегчения, поскольку это избавило его от продолжения тяжелого разговора.
Мы вылезли из машины навстречу полуденному зною. Воздух пустыни был неподвижен и горяч, как пепел на дне трубки, которую Майкл загасил предусмотрительно, перехватив взгляд офицера полиции, флиртовавшего с оператором станции техобслуживания. Мы сполоснули лица холодной водой и выпили апельсинового сока, достав его из стоявшей в багажнике сумки-холодильника.
Когда мы собрались продолжить путь, Мишель захотел поехать сзади, где в своих солнечных очках он напоминал пришельца из космоса. Он сидел молча, изучая пустынный пейзаж, тогда как мы с Майклом оживленно болтали о Карлхайнце Штокхаузене и его произведении «Строй».
Мы решили устроить пикник с видом на Панаминт-Вэлли, долину, расположенную по соседству с Долиной Смерти и всего в нескольких часах езды от нее. Около Оланча мы повернули направо на шоссе 190 и пересекли то, что когда-то было дном озера Оуэнса, а достигнув хребта Панаминт, свернули на узкую грязную
