Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - Симеон Уэйд

– Я читал ее. Меня особенно впечатлила «Автобиография» парня и ваше эссе о слухах. Эссе же, написанные вашими студентами, меня не слишком заинтересовали.

– Меня тоже.

– И вы пишете сценарий?

– Да. Но недавно я вместе с режиссером занимался поисками парня без актерского опыта, чтобы он сыграл главную роль, какого-нибудь дилетанта из деревни.

– Как Луи Маль сделал для фильма «Люсьен Лакомб»?

– Да, точно. Мы нашли подходящую кандидатуру, и мне очень понравился наш выбор. Судя по всему, подготовка к съемкам займет много времени, но я получаю огромное удовольствие от этой работы.

– Помимо Антониони мой самый любимый современный кинорежиссер, пожалуй, Жан-Люк Годар. Вы случайно не знакомы с ним?

– Знаком. Знаете, он очень сильно изменился после того, как попал в аварию на мотоцикле. Стал злым и трудным в общении. Я случайно находился в моей машине прямо позади Годара, когда все произошло. Его зажало между двумя автомобилями, и кожа оказалась целиком содранной с одной стороны тела. По иронии судьбы это произошло после фильма «Уик-энд», появление которого, насколько я понимаю, отчасти было вызвано его боязнью машин. Я читал в одной статье, что мать и первая жена Годара погибли в автомобильной аварии.

– Я не знал этого.

– Я однажды встретил Годара здесь в Клермонте, – продолжил я. – Я сказал ему, что в восторге от его «Презрения» с Брижит Бардо и Джеком Пэлансом. «Он мне нисколько не нравится», – буркнул он мне прямо в лицо. «Он недостаточно политический», – сказал он. Годар сообщил мне, что не был марксистом, когда делал этот фильм, но он по крайней мере смог обнаружить, что марксизм близок ему, пока снимал его.

– Годар – политическая проститутка! – заметил Фуко резко.

– И хам, – добавил я. – Покидая обед, он заявил хозяину: «Почему вы, американцы, всегда пожимаете руки? Почему не попробовать что-нибудь еще, например, взять меня за ляжку или плюнуть?» Честно говоря, на мой взгляд, задница Годара не настолько соблазнительная, чтобы за нее хвататься.

Мы проезжали через городок Чино, и я рассказал Фуко о тюрьме минимального уровня безопасности, расположенной там, так называемой образцовой тюрьме.

– Я знаю, что вы уделяете большое внимание работе тюрем в нашем обществе, – сказал я ему. – Вам так и не удалось создать механизм, посредством которого французские заключенные могли бы переписываться между собой и писать об их жизни и недовольствах? Один из моих парижских друзей рассказал мне несколько лет назад, что благодаря вашим попыткам действовать в интересах французских заключенных вы стали знаменитостью среди широких слоев населения и даже попали в женские журналы.

– Мне ничего неизвестно о них, – ответил Фуко, – но порой я чувствую себя знаменитостью. В любом случае, одно время я принимал активное участие в деятельности «Группы информации по тюрьмам», которая не являлась реформистской в том смысле, что мы не ставили целью сделать их идеальными, но мы хотели облегчить возможность заключенным самим говорить о том, что недопустимо в этой системе. Мы создали информационный бюллетень прежде всего на базе их писем, но у нас постоянно возникали большие проблемы с публикацией, и он больше не существует.

– Насколько я понимаю, вы писали что-то о ваших впечатлениях относительно Аттики, где побывали вскоре после бунта и кровавой расправы над заключенными, произошедшей там, и в этой статье вы отметили, что американская тюрьма отличается от французской.

– На самом деле, – сказал Фуко, – я никогда не был ни в одной французской тюрьме. Власти никогда не позволили бы этого. Вы читали книгу «Соледадский брат», сборник тюремных писем Джорджа Джексона? Они произвели очень сильное впечатление на меня. Жене, Делёз и я недавно вместе поспособствовали их изданию на французском.

Я признался, что не читал эту книгу и сказал, что недавно натолкнулся на «Первомайскую речь» Жене, заглянув в книжный магазин в Сан-Франциско.

– Он, конечно, сильно выступил в защиту Черных Пантер, – заметил я.

– Жене очень интересовался ими, – сказал Фуко. – Странная вещь произошла вскоре после того, как мы опубликовали письма Джексона. Жене узнал, что его убийцей был кто-то из своих, что он стал жертвой вражды в собственной группе.

– Вы часто видитесь с Жене и Делёзом? – спросил я.

– Да. Мы с Жене очень близки. Вы знаете, он крайне непоседлив. Где бы он ни жил, всегда останавливается рядом с железнодорожной станцией и практически не распаковывает вещи. Он называет это привычкой. Ему необходимо чувствовать, что он сможет быстро «отчалить». Однажды я прогуливался около Пале-Рояля с Жене и Делёзом, и какая-то женщина подошла и спросила, указав на него: «Вы случайно не Жан Жене?» А он повернулся к нам и сказал: «Почему они всегда узнают меня?»

– Вы не в курсе мнения Жене о его биографии, написанной Сартром? – спросил Майкл, когда мы закончили смеяться над предыдущей шуткой.

– Жене сказал, что это великая книга, – ответил Фуко и улыбнулся, обнажив свои белые зубы, которые, похоже, все имели коронки, – а то, что Сартр ничего не понял о нем, было не главное.

Это наблюдения снова рассмешило нас.

– Вы читали революционную книгу Делёза и Гваттари о капитализме и шизофрении, – поинтересовался я. – Неужели Делёз действительно вроде как не от мира сего?

– На самом деле, вы не заметили бы в нем ничего необычного, – ответил Фуко. – Он кажется самым заурядным. Он женат, и у него двое детей.

– Как познакомились Делёз и Гваттари?

– Изучая философию, Делёз заинтересовался шизофренией. Он стал искать в Париже кого-то, кто мог бы рассказать ему больше о ней, и один из друзей посоветовал ему Гваттари, который в то время руководил психиатрической клиникой на юге Франции.

МИШЕЛЬ НАЛИЛ нам немного горячего ирландского кофе из японского аэропорта.

– Я очень удивлен, что вы никогда не экспериментировали с психоделиками, – сказал ему Майкл. – Мне кажется, лучшее, что есть из них, можно достать именно у вас, в Европе. Как-никак Альберт Хофман открыл ЛСД в Швейцарии и всего через несколько недель после создания атомной бомбы. Интересное обстоятельство.

– У меня была возможность, но я так и не воспользовался ею, – сообщил Фуко. – Мой любовник отказался, а мне приходилось мириться с его желаниями.

– А я полагал, – сказал я, вклинившись в их разговор, – что Р. Д. Лэйнг мог подтолкнуть вас к экспериментам с изменением состояния сознания. Но для этого вам требовалось быть друзьями. По крайней мере, я полагаю, вы знаете друг друга, поскольку некоторые из ваших книг издавали на английском в серии Лэйнга «Мир человека».

– Нет. Фактически я никогда не встречался с ним. Это дело рук Дэвида Купера. Коллега и друг Лэйнга, он договаривался об издании моих работ на английском языке.

– А откуда Купер узнал о «Истории безумия в классическую эпоху»?

– И ему, и Лэйнгу очень нравилось творчество Сартра. Купер продолжил интенсивно читать французские