Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой друг, потуши эту свечу, а то ее могут принять за восковую и решат, что я уже умер.
На следующий день, четырнадцатого, оба врача, провожаемые молитвами императрицы, опять пришли к постели больного, но все их усилия по-прежнему были бесполезны, император даже вспылил и оттолкнул их от себя. Однако почти тотчас устыдился своей несдержанности и, подозвав обратно, сказал Штофрегену:
– Послушайте, я очень рад видеть вас и сэра Джеймса Виллие, но все-таки предупреждаю: мне придется отказаться от этого удовольствия, если вы будете морочить мне голову медициной.
Но около полуночи император все же согласился принять дозу каломели.
Около четырех часов вечера болезнь дала такой ужасающий всплеск, что пришлось срочно призвать священника. По настоянию императрицы сэр Джеймс Виллие вошел в комнату умирающего и, подойдя к его ложу, посоветовал, плача оттого, что пациент продолжал отказываться от помощи медицины, не отвергать хотя бы помощи религии. Император отвечал, что он согласен на все, что угодно.
И вот пятнадцатого в пять утра к нему привели исповедника. Едва он вошел, больной протянул ему руку со словами:
– Отец мой, обходитесь со мной как с человеком, а не как с императором.
Священник приблизился к кровати, принял исповедь императора и причастил августейшего больного.
Затем, поскольку он был осведомлен об упорстве, с каким Александр отказывается от всех лечебных мер, он стал убеждать умирающего с позиций религии, сказав, что существует опасность: Господь может расценить его смерть как самоубийство. Эта мысль произвела на Александра настолько глубокое впечатление, что он срочно велел позвать Виллие и объявил, что отдает себя полностью в его руки, и пускай тот делает все, что найдет нужным.
Виллие тотчас приказал поставить больному два десятка пиявок на голову, но было уже слишком поздно. Александра пожирал такой нестерпимый жар, что, начиная с этого момента, врачи и слуги стали терять всякую надежду. Комната наполнилась плачущей и стонущей прислугой. Что до Елизаветы, она отошла от изголовья больного только раз, чтобы уступить место священнику, и как только он ушел, вернулась и заняла свой привычный пост.
Около двух страдания императора, казалось, еще более усилились. Он сделал знак, подзывая, будто хотел что-то сообщить по секрету. Потом, словно вдруг передумав, громко воскликнул:
– Цари страдают больше всех прочих! – замолк, откинулся на подушку и пробормотал тихо: – Бесчестное дело они тогда учинили.
Что он хотел сказать, о ком? Никто этого так и не узнал, но некоторые считают, что это был последний упрек убийцам Павла.
Ночью император полностью лишился сознания.
Около двух часов генерал Дибич завел речь о старике, которого звали Александровичем: о нем говорили, что он спас многих здешних инородцев от такой же лихорадки, какая изнурила царя. Сэр Джеймс Виллие стал настаивать, чтобы этого человека отыскали, и царица, оживленная этим лучиком надежды, приказала немедленно привести его.
Она все это время простояла на коленях у изголовья умирающего, пристально глядя ему в глаза и с ужасом видя, как жизнь медленно покидает его.
Часов в девять утра явился старик. Он очень не хотел идти сюда, его привели чуть ли не силой. Взглянув на умирающего, он покачал головой, и когда его стали спрашивать о смысле этого убийственного жеста, сказал:
– Слишком поздно. Впрочем, и болезнь другая: у тех, кого я вылечивал, такой не было.
При этих словах последняя надежда Елизаветы угасла.
На следующую ночь, ровно в два пятьдесят, император скончался.
Согласно русскому календарю, это произошло 1 декабря.
Восемнадцатого ноября – в день возвращения Александра в Таганрог, – к его императорскому высочеству великому князю Николаю впервые послали курьера с сообщением о болезни государя. Другие курьеры с той же целью были отправлены 21, 24, 27 и 28 ноября. В письмах, которые они везли, шла речь о возрастающей угрозе, что привело в уныние все императорское семейство. Затем послание от 29 числа принесло наконец надежду на благополучный исход.
Как ни призрачны были упования, почерпнутые из этого письма, императрица-мать и великие князья Николай и Михаил приказали исполнить при большом стечении публики в огромном Казанском соборе «Тебе, Бога хвалим». Как только народ узнал, что эти благодарственные песнопения означают, что здоровье царя поправляется, толпу охватило всеобщее ликование, и она радостно заполонила все то пространство, что оставалось свободным вокруг августейших прихожан и их свиты.
«Тебе, Бога хвалим» шло к концу, чистые голоса певчих как раз напоследок взмыли к небесам, когда великому князю шепотом сообщили, что прибыл курьер из Таганрога с новой депешей, которую он согласен отдать только Николаю в собственные руки. Он ждет в ризнице. Великий князь тотчас встал и, сопровождаемый адъютантом, вышел из храма. Его уход заметила только императрица-мать, и богослужение продолжалось.
Николаю не нужно было читать письмо, чтобы догадаться, какую роковую весть оно принесло. К тому же конверт был запечатан черной печатью. Великий князь узнал почерк Елизаветы. Он развернул депешу, там содержалось всего несколько слов:
«Наш ангел на небесах, а я все еще прозябаю на земле, но уповаю на скорую встречу с ним».
Великий князь велел позвать митрополита, показал ему письмо и поручил сообщить печальное известие императрице-матери, сам же вернулся, занял свое место с ней рядом и погрузился в молитву.
Через мгновение старец вышел на хоры. По его знаку все голоса умолкли, воцарилась мертвая тишина. Всеобщее удивленное внимание сосредоточилось на нем, он же медленным торжественным шагом приблизился к алтарю, взял украшавшее его массивное серебряное распятие и, набросив черное покрывало на этот символ всех земных скорбей и небесных надежд, приблизился к императрице и протянул ей для целования распятие, облаченное в траур.
У нее вырвался крик, и она упала лицом вниз: поняла, что ее старшего сына нет более среди живых.
Что до императрицы Елизаветы, печальная надежда, которую она выражала в своем коротком трогательном послании, не замедлила исполниться. Через четыре месяца после кончины Александра она покинула Таганрог и направилась в Калужскую губернию, где для нее было только что приобретено великолепное имение. Проехав не более трети пути, царица почувствовала, что слабеет, и остановилась в Белёве, маленьком городке Курской губернии. Спустя неделю она соединилась со своим «ангелом небесным».