Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
XV
Это скорбное известие мы узнали от графа Алексея, который как лейтенант кавалергардии присутствовал на том богослужении. Мы оба, Луиза и я, подумали тогда, что граф необычно возбужден. Подобное настроение было ему отнюдь не свойственно, а тут оно бросалось в глаза вопреки его обычному самообладанию. В шесть часов вечера граф, простившись с нами, направился к князю Трубецкому, а мы поделились своими наблюдениями.
Мою бедную соотечественницу они весьма опечалили, ведь все это наводило на мысль о заговоре, от которого граф Алексей на несколько месяцев отошел в начале своей связи с Луизой.
Правда, с тех пор всякий раз, когда Луиза пробовала завести разговор на эту тему, граф старался успокоить ее, уверяя, что этот заговор почти сразу же распался. Но кое-какие признаки, не ускользающие от внимания любящей женщины, заставляли ее думать, что все обстоит совсем иначе и граф пытается обмануть ее.
На следующий день Петербург проснулся в трауре. Императора Александра обожали, и, поскольку об отречении Константина еще не было известно, все сравнивали легкий, мягкосердечный нрав одного с капризной грубостью другого. О великом князе Николае тогда никто и не вспоминал.
Хотя Николай знал, что Константин подписал акт об отречении, он был далек от того, чтобы воспользоваться этим отказом, о котором его брат, возможно, успел уже пожалеть. Напротив, он видел в нем своего императора, а потому принес ему клятву верности и послал письмо, убеждая вернуться и занять родительский престол. Но в то время, когда посланец Николая вез в Варшаву это письмо, великий князь Михаил выехал в Петербург из Варшавы, везя другое, от царевича:
«Дражайший брат, вчера вечером я с глубочайшим прискорбием узнал о кончине нашего обожаемого государя, моего благодетеля императора Александра. Спеша выразить вам чувство жестокого горя, которое причинила мне эта утрата, считаю своим долгом сообщить, что с этим же курьером я посылаю Ее императорскому величеству, нашей августейшей матушке, письмо, в коем объявляю, что, сообразно рескрипту, полученному мною от покойного императора 2 февраля 1822 года, каковой санкционирует мой отказ от трона, я и ныне неукоснительно следую своему решению уступить вам все мои наследственные права на трон императоров всея Руси. В то же время я прошу нашу возлюбленную матушку и всех, кого это может касаться, предать гласности мое неизменное на сей счет намерение, дабы исполнение его было утверждено.
После этой декларации я вижу свой священный долг в том, чтобы покорнейше просить Ваше императорское величество принять от меня первого клятву верности и повиновения и позволить мне заявить, что я не питаю желаний, направленных на получение каких-либо новых почестей и титулов, а хотел бы просто сохранить за собой единственный титул царевича, которого мой августейший отец меня удостоил за мою службу. Отныне для меня единым счастьем станет благосклонное принятие Вашим императорским величеством моего глубокого почтения и безграничной преданности, залогом коих прошу считать более тридцати лет усердия и непрестанного рвения, коим я пылал на службе покойным императорам, моему отцу и моему брату. С теми же чувствами я вплоть до моего последнего вздоха не перестану в том же качестве и на своем нынешнем месте служить Вашему императорскому величеству и его преемникам.
С глубочайшим почтением Константин».
Два посланца разминулись. Тому, кто от великого князя Николая направлялся к царевичу Константину, было поручено пустить в ход и доводы, и мольбы, чтобы добиться его согласия принять венец. Во исполнение этой миссии он как мог молил и уламывал царевича, но Константин был тверд и заявлял, что его желания остались неизменными с того дня, когда он отрекся от своих прав на престолонаследие.
Тогда к нему явилась его жена, принцесса Лович. Бросившись к его ногам, она сказала, что поскольку он отказался взойти на царский трон ради нее, чтобы стать ее мужем, она готова добровольно признать их брак недействительным и счастлива тем, что может отплатить ему такой же жертвой, какую он принес для нее. Но Константин поднял ее и, не желая позволять ей дальнейших настояний на эту тему, повторил, что решение его непреклонно.
Великий князь Михаил тем временем прибыл в Петербург с письмом от царевича, но Николай не пожелал воспринять его отказ как окончательный: он выражал надежду, что настойчивость его посланца приведет к счастливому результату.
Однако и посланец прибыл с категорическим отказом, а поскольку оставлять дела государства в таком неопределенном положении было рискованно, великому князю невольно пришлось принять отречение брата.
К тому же на следующий день после отправления курьера, которого Николай послал к царевичу, ему было сообщено, что в распоряжении Государственного совета находится документ, отданный туда на хранение 15 октября 1823 года и скрепленный печатью императора Александра, к коему приложено собственноручное письмо его величества, где содержится распоряжение сохранять конверт вплоть до нового приказа, а в случае смерти царя распечатать его на экстренном заседании.
Государственный совет повиновался – и обнаружил в конверте отречение великого князя Константина. Выглядело оно так:
«Письмо Его императорского высочества царевича и великого князя Константина императору Александру.
Ваше величество!
Ободренный многочисленными свидетельствами благосклонности ко мне со стороны Его императорского величества, я дерзаю просить о ней еще раз и повергаю к его стопам мою нижайшую просьбу. Не находя в себе ни достаточного разума, ни способностей, ни сил, необходимых в случае, если когда-либо я буду облечен высоким саном, к коему призван по своему рождению, настоятельно умоляю Его императорское величество передать эти права тому, кто следует непосредственно за мной, навеки обеспечив тем самым стабильность Империи. Что же касается меня, я этим отречением даю новые гарантии и новую силу тому, на которое я торжественно и по доброй воле согласился в пору развода с моей первой супругой. Все обстоятельства дня нынешнего чем дальше, тем больше укрепляют меня в решимости принять эти меры, дабы доказать Империи и всему свету искренность моих чувств.
Да примет Ваше императорское величество мое волеизъявление благосклонно! И да сможете вы убедить нашу августейшую матушку так же принять его и освятить своим высочайшим согласием! Я же, оставаясь в кругу частной жизни, всегда буду прилагать усилия, дабы служить добрым примером для ваших верных подданных и всех тех, кого одушевляет любовь к нашей дорогой родине.