Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

– Да что я вам сделал, великий Боже? – выкрикнул он. – За что вы так со мной поступаете?

– Вот уже четыре года вы нас тираните! – раздался чей-то голос.

Царь снова углубился в чтение. Но эта бумага, полная претензий к нему и составленная в оскорбительных выражениях, вывела его из себя. Павел забыл, что он один, раздет, безоружен, окружен мужчинами со шпагами. Он яростно смял акт об отречении и швырнул его себе под ноги:

– Никогда! – сказал он. – Я скорее умру.

С этими словами Павел рванулся было к своей шпаге, лежавшей на кресле в нескольких шагах от него.

В это время подоспела и вторая группа, состоявшая в основном из молодых аристократов, разжалованных или выгнанных со службы, среди которых одним из самых неистовых был князь Татаринов, поклявшийся отомстить за такое унижение. Как только он вошел, тут же бросился на Павла, оба упали на пол, опрокинув ночник и ширму. Падая, император издал ужасный крик, так как получил глубокую рану, ударившись головой об угол камина. Испугавшись, как бы этот вопль не услышали, князь Татаринов, князь Яшвиль и Скарятин бросились на него. Однако Павел еще на мгновение встал, но тут же упал снова. Все это происходило в темноте, среди криков и стонов, то пронзительных, то глухих. Наконец императору удалось отвести руку, зажимавшую ему рот, и он воскликнул по-французски:

– Господа, отпустите меня, дайте мне время помолиться Бо…

Последний слог замер, так как один из нападающих, сорвав с себя шарф, обмотал им свою жертву, которую не решались просто задушить, ведь труп будет выставлен на всеобщее обозрение, а нужно, чтобы покойник выглядел как умерший естественной смертью. Стоны перешли в хрипы, а вскоре затихли и они, и когда Бенингсен вернулся в комнату с факелами, император был мертв. Только тогда все увидели рану у него на голове, но неважно: ведь царя сразил апоплексический удар, и неудивительно, что, падая, он наткнулся на мебель.

В молчании, наступившем вслед за злодеянием, все смотрели на неподвижное тело, озаренное светом факелов, принесенных Бенингсеном. И тут раздался шум за дверью, ведущей в апартаменты императрицы: это она прибежала, услышав придушенные крики и глухие угрожающие голоса. Заговорщики, сначала испугавшись, успокоились, узнав ее голос, к тому же дверь, запертая для Павла, была столь же неприступна и для нее, а следовательно, у них было время завершить то, что затеяли: им никто не помешает.

Бенингсен приподнял голову императора и, убедившись, что тот недвижим, предложил перенести тело на кровать. И только теперь в комнату со шпагой в руке вошел Пален: верный своей двойственной роли, он выждал, пока все закончилось, чтобы присоединиться к сообщникам лишь после этого. При виде своего государя, на лицо которого Бенингсен набросил покрывало, он побледнел и остановился в дверях, прислонясь к стене, а шпага в его руке бессильно повисла.

– Что ж, господа, – сказал Бенингсен, вовлеченный в заговор одним из последних и единственный, кто за весь этот роковой вечер ни разу не утратил своего неколебимого хладнокровия, – пора присягнуть новому императору.

– Да, да! – в один голос закричали те, кому теперь не терпелось покинуть эту комнату больше, чем недавно – ворваться в нее. – Да, да! Да здравствует Александр!

Между тем императрица Мария, убедившись, что ей не открыть дверь, через которую ее покои непосредственно сообщались с мужниными, и слыша, что шум в его спальне не утихает, отправилась туда кружным путем. Однако в смежной гостиной она столкнулась с лейтенантом гвардейского Семеновского полка Полторацким и тремя десятками подчиненных ему людей. Верный полученным указаниям, лейтенант с поклоном преградил ей дорогу:

– Прошу прощения, сударыня, но дальше вам нельзя.

– Вы не узнаете меня? – спросила императрица.

– Отнюдь, сударыня. Я знаю, что имею честь говорить с вашим величеством, но именно вашему величеству в первую очередь нельзя входить сюда.

– Кто вам приказал?

– Мой полковник.

– Посмотрим, осмелитесь ли вы этот приказ исполнить! – с этими словами она двинулась на солдат, но те, скрестив ружья, преградили ей путь. В этот момент из опочивальни Павла вышла шумная толпа заговорщиков, крича: «Да здравствует император Александр!» Впереди шагал Бенингсен, он шел навстречу императрице, она узнала его, окликнула и взмолилась, чтобы ее пропустили.

– Мадам, – сказал он, – теперь уже все позади. Вам это доставило бы только бессмысленные терзания. Жизнь Павла кончена, не стоит портить вашу.

Услышав это, императрица вскрикнула и упала в кресло. Две великие княжны Мария и Кристина, тоже разбуженные шумом и прибежавшие сюда вслед за ней, бросились на колени по обе стороны от матери. Чувствуя, что теряет сознание, императрица попросила воды. Солдат принес стакан, но великая княжна Мария заколебалась, давать ли его императрице: что, если вода отравлена? Солдат догадался о ее опасениях, отпил половину, а остаток предложил великой княжне, сказав:

– Сами видите, ее величеству можно смело пить.

Бенингсен предоставил императрицу заботам дочерей, а сам спустился к царевичу, покои которого находились этажом ниже, непосредственно под спальней Павла. Александр все слышал: пистолетный выстрел, крики, стук упавшего тела, стоны и хрип. Он хотел броситься на помощь отцу, но стража, поставленная Паленом у его двери, втолкнула царевича обратно в его комнату. Предосторожности были приняты с толком: он арестован и не может ничему помешать.

И тут появились заговорщики во главе с Бенингсеном. По их крикам «Да здравствует Александр!» он понял, что все кончено. Способ, каким его возвели на трон, уже не вызывал сомнений. Поэтому, увидев Палена, который вошел последним, он закричал:

– Ах, Пален! С какой страницы начинается моя история!

– Ваше величество, – отвечал граф, – за ней последуют те, которые заставят ее забыть.

– Да как же вы не понимаете?! – продолжал кричать Александр. – Ведь обо мне станут говорить, что я убийца отца!

– Ваше величество, – сказал Пален, – сейчас не время думать ни о чем, кроме одного: как можно скорее…

– Боже мой, о чем вы хотите, чтобы я думал, если не о моем отце?

– Подумайте о том, как заставить армию признать вас.

– Но как же моя мать, императрица? – кричал Александр. – Что будет с ней?

– Она в безопасности, ваше величество, – заверил Пален. – Но во имя неба, не будем терять ни минуты!

– Что я должен делать? – спросил Александр, слишком потрясенный, чтобы принять какое-либо решение.

– Ваше величество, – отвечал Пален, – вам надлежит сей же час последовать за мной, так как малейшее промедление чревато величайшими бедствиями.