Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

Зубов совету последовал. Однажды Кутайсов получил от него письмо с просьбой о позволении жениться на его дочери. Тщеславный выскочка-цирюльник, сверх меры польщенный, помчался в Святомихайловский замок, пал в ноги императору и, держа в руках послание Зубова, стал умолять осчастливить его и дочку, дав согласие на этот брак. Павел мельком проглядел письмо и возвратил его адресату со словами: «Этому безумцу в кои-то веки пришла в голову разумная мысль. Пусть возвращается».

Спустя две недели Зубов был уже в Петербурге и, заручившись одобрением Павла, увивался за дочерью его фаворита. Это служило прикрытием, за которым скрывался заговор. Он формировался и рос, привлекая все новых недовольных. Сначала речь шла лишь об отречении императора, о его замене другой персоной. Павла предполагалось под надежной охраной сослать в одну из отдаленных провинций России, а на трон посадить великого князя Александра, хотя его согласием не заручились. Лишь немногие из заговорщиков отдавали себе отчет в том, что, коли кинжал вынут, в ножны он вернется окровавленным. Эти последние, зная Александра, предвидели, что на регентство он не согласится, и решили обеспечить ему возможность унаследовать опустевший трон.

Между тем Пален, хоть и был главой заговора, тщательно избегал каких-либо поступков или фраз, которые могли бы стать изобличающей его уликой. Он был до такой степени осмотрителен, что, судя по тому как разворачивались события, до последней минуты оставлял за собой выбор: посодействовать своим соратникам или встать на сторону Павла. Подобная сдержанность с его стороны вносила известный холодок в переговоры конспираторов, и дело, пожалуй, могло бы затянуться еще на год, если бы он сам не ускорил его посредством стратегической уловки, которая наперекор своей странности сулила верный успех: Пален, прекрасно изучивший характер своей жертвы, знал это. Он послал царю анонимное письмо, в котором предупреждал о грозящей опасности. К нему был приложен список имен всех заговорщиков.

Получив это послание, Павел усилил караульные посты Святомихайловского замка и вызвал к себе Палена.

Тот незамедлительно явился: он ждал этого приглашения. Павла I он застал в его спальне, на втором этаже. Это была большая четырехугольная комната с камином, расположенным прямо напротив двери, и двумя окнами, обращенными во двор. Перед ними стояла кровать, а в ее изножии находилась вторая, потайная дверь, ведущая в покои императрицы. Кроме того, имелась еще лестница, известная только самому царю: попасть на нее можно было через люк, проделанный в полу. Он открывался, если нажать в нужном месте каблуком сапога, а лестница вела в коридор, по которому можно было бежать из дворца.

Император большими шагами расхаживал взад-вперед, временами издавая грозное рычание. И вот дверь открылась – вошел Пален. Император повернулся, скрестил руки на груди и в упор уставился на него. Выдержав паузу, он спросил:

– Граф, вам известно, что происходит?

– Я знаю только, – отвечал Пален, – что мой милостивый государь приказал позвать меня, и я поспешил явиться в его распоряжение.

– Но знаете ли вы, почему я вас вызвал? – закричал царь, не скрывая нетерпения.

– Я почтительно жду, когда ваше величество соблаговолит сказать мне это.

– Я позвал вас, сударь, потому что против меня плетется заговор.

– Это мне ведомо, ваше величество.

– Как? Вы об этом знаете?

– Без сомнения. Ведь я – один из заговорщиков.

– Недурно! Мне только что прислали их список. Вот он.

– А у меня при себе его копия, ваше величество. Вот она.

– Пален! – пробормотал император в ужасе, не понимая, что и думать.

– Ваше величество, – продолжал граф, – вы можете сопоставить два списка. Если доносчик хорошо информирован, они должны совпадать.

– Сравните, – сказал Павел.

– Да, все верно, – проглядев списки, холодно обронил Пален. – Только три имени пропущено.

– Чьи? – взволнованно поторопил его император.

– Ваше величество, осмотрительность мешает мне их назвать. Но теперь, когда я представил столь убедительное доказательство своей осведомленности, надеюсь, вы удостоите меня полного доверия и соблаговолите положиться на мое бдительное усердие в заботе о вашей безопасности.

– Слишком рискованно! – прервал его Павел со всей энергией обуявшего его ужаса. – Кто они? Я хочу это знать!

– Ваше величество, – возразил граф, склоняя голову, – почтительность не позволяет мне порочить царственные имена.

– Понимаю, – глухим голосом выговорил Павел, бросив взгляд на потайную дверь, ведущую в покои его жены. – Вы имеете в виду императрицу, не так ли? И вы намекаете на царевичей Александра и Константина?

– Разве закону не надлежит знать лишь тех, до кого может дотянуться его карающая десница?

– Его деснице доступно все, сударь, и преступники, сколь бы высоким ни было их положение, не останутся безнаказанными. Пален, вы немедленно арестуете обоих великих князей, и завтра же они будут отправлены в Шлиссельбург. Что касается императрицы, я сам решу ее судьбу. Все прочие заговорщики – ваша забота.

– Ваше величество, – промолвил граф, – дайте мне письменный приказ, и я беспрекословно исполню его, на каких бы высоких персон он ни обрушивал кару.

– Мой добрый Пален! – вскричал император. – Ты единственный мой верный слуга! Охраняй же меня, Пален, ибо я вижу, что все жаждут моей смерти, мне не на кого положиться, кроме тебя.

С этими словами царь подписал приказ об аресте обоих великих князей и вручил его графу.

Ловкому заговорщику только того и надо было. Вооруженный этим выдающимся документом, он помчался к Платону Зубову, у которого, как он знал, собрались заговорщики.

– Все раскрыто! – объявил он им. – Вот приказ о вашем аресте. Итак, нельзя терять ни минуты: сегодня ночью я еще губернатор Петербурга, а завтра, может статься, уже буду в тюрьме. Решайте, что делать.

Для колебаний места не оставалось, нерешительность вела прямиком на эшафот, в лучшем случае – в Сибирь. Заговорщики условились той же ночью встретиться у графа Талызина, полковника Преображенского полка. А поскольку их было маловато, они решили привлечь к делу всех недовольных, арестованных накануне, благо утром тридцать офицеров из лучших родов Петербурга были разжалованы, отправлены за решетку или приговорены к ссылке за проступки, заслуживавшие разве что выговора. Граф Пален распорядился, чтобы к воротам тюрем, где находились те, на чье сообщничество он рассчитывал, подогнали десяток саней и держали их там наготове. Затем, убедившись в решимости соратников, он отправился к царевичу Александру.