Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник) - Александр Дюма

И вот наступил день погребальной церемонии. Петр III никогда не был коронован, и под этим предлогом его похоронили как простого русского барина, в монастыре Александра Невского. Ныне же по распоряжению Павла I состоялась его коронация в гробу, который затем был перевезен во дворец и водружен рядом с телом Екатерины. Оттуда прах обоих монархов доставили в цитадель, выставили на одном возвышении, и затем целую неделю придворные из подобострастия, а народ из любви приходили поцеловать мертвенно-бледную руку императрицы и гроб императора.

У подножия этой двойной могилы, куда Павел I пришел наряду с прочими, он, казалось, оставил и свое благочестие, и разум. Ранее, отрешенный от света в уединении Гатчинского дворца, не имея иной компании, кроме двух-трех гвардейцев, он привык развлекаться мелочами армейского обихода, проводил порой целые часы за чисткой пуговиц своего мундира, предаваясь этому занятию так же усидчиво, с тем же тщанием, с каким Потемкин особой щеточкой обихаживал свои бриллианты.

Поэтому со дня его воцарения вся придворная жизнь переменилась. Новый император прежде, чем вникнуть в заботы государства, принялся за те мелкие изменения, которые он собирался ввести в обучение и обмундирование солдат. Уже в день своего восшествия на престол в три часа пополудни Павел занялся на площади перед дворцом маневрами на свой вкус, дабы показать солдатам, как им отныне надлежит проводить военные учения. Этот смотр, который император затем неукоснительно проводил изо дня в день и называл «вахтпарадом», стал не только самой значительной приметой его царствования, но и средоточием всех нитей управления державой. На таких парадах царь делал заявления, оглашал указы, отдавал распоряжения, принимал должностных лиц. Ежедневно, в течение трех часов он, стоя между двумя великими князьями Александром и Константином, даже в самую лютую стужу без шубы и шапки, с голой лысиной, подставив нос ледяному ветру и держа одну руку за спиной, другой то вскидывал, то опускал свой жезл, выкрикивал марширующим солдатам: «Раз-два, раз-два!» Чтобы согреться, он только притопывал ногами: тешил свое самолюбие, бросая вызов двадцатиградусному морозу.

Вскоре мельчайшие детали армейского обихода превратились в вопросы государственной важности. Сначала император прежнюю белую русскую кокарду заменил черной с желтой кромкой, так как белую видно издали, она может служить точкой прицеливания, а черная сливается с цветом шапки, и врагу будет труднее целиться в голову солдата. Реформа затронула поочередно и цвета плюмажа, высоту сапог, пуговиц на гетрах. Дошло до того, что лучшим способом доказать монарху свое усердие стало появление на завтрашнем вахтпараде при всех новшествах, которые он ввел вчера: подобная быстрота в исполнении его пустяковых указаний не раз бывала награждена крестом или повышением в чине.

Какое бы пристрастие ни питал Павел I к своим солдатам, которых он без конца то одевал, то раздевал, словно ребенок свои куклы, его реформаторство подчас распространялось и на горожан. Поскольку круглые шляпы ввела в моду французская революция, он возненавидел их и в одно прекрасное утро издал приказ, запрещающий появляться на петербургских улицах в круглых шляпах.

То ли по неведению, то ли из протеста воля императора не была исполнена так быстро, как он того требовал. Тогда он выставил на каждом перекрестке солдатские или полицейские посты, которым предписывалось срывать со строптивцев шляпы, а сам разъезжал по улицам, проверяя, как выполняется его воля.

Возвращаясь однажды после такой поездки, царь вдруг приметил англичанина, который счел указ относительно шляп посягательством на личную свободу и головного убора не поменял. Император остановился и послал одного из своих офицеров сорвать шляпу с наглеца-островитянина, позволившего себе заявиться в таком вызывающем виде на площадь перед Адмиралтейством. Всадник галопом подскакал к виновному и увидел, что на нем вполне респектабельная треуголка. Разочарованный посланец развернулся и потрусил к императору с докладом.

Тот, решив, что его подвели глаза, вынул лорнет и направил его на британца, который все так же степенно шествовал своей дорогой. На нем была круглая шляпа: очевидно, офицер ошибся! Офицера отправили под арест, а вдогонку за англичанином был послан адъютант. Стремясь угодить императору, он пустил своего коня во весь опор и за несколько секунд настиг британца. Но император ошибся: на англичанине была треуголка. Вконец растерянный, адъютант вернулся к государю с тем же сообщением, за которое только что поплатился первый посланец. Император снова взялся за лорнет – и адъютант отправился под арест вслед за офицером: шляпа англичанина была круглой.

Тогда некий генерал предложил исполнить миссию, которая оказалась столь роковой для двух его предшественников, и опять направился к британцу, ни на миг не отрывая от него глаз. И тут он увидел, что по мере приближения шляпа меняет форму: вблизи она выглядит уже не круглой, а треугольной. Боясь навлечь на себя такую же немилость, какая постигла офицера и адъютанта, он подвел британца к императору, и все выяснилось. Почтенный островитянин, дабы примирить свою национальную гордость с капризом чужестранного правителя, заказал шляпу, которая благодаря маленькой пружине, спрятанной внутри, быстро меняла запрещенную форму на узаконенную и наоборот. Император нашел идею остроумной, офицера с адъютантом помиловал, а британцу позволил впредь носить любые головные уборы, какие захочет.

За указом о шляпах последовал другой – об экипажах. Однажды утром в Петербурге был обнародован запрет на упряжки на русский манер, когда кучер сидит верхом на правой лошади, а в руке держит вожжи левой. На то, чтобы раздобыть упряжь немецкого образца, владельцам колясок, ландо и дрожек предоставили две недели. По истечении этого срока, ежели будет замечено ослушание, полиции было велено перерезать постромки экипажей. Впрочем, и экипажами реформа не исчерпывалась, она добралась до возниц: ямщикам было предписано одеваться в немецкое платье, им даже, приведя их в крайнее уныние, велели сбрить бороды и пришить к воротнику хвост, который должен был неизменно оставаться на одном месте, сколько ни верти головой хоть вправо, хоть влево. Один офицер, не успев приноровиться к новому указу, решил отправиться на очередной вахтпарад пешком, дабы не раздражать императора видом своего подлежащего осуждению экипажа. Облаченный в большую шубу, он двинулся в путь, а нести свою шпагу поручил солдату. Когда им неожиданно повстречался Павел, он тотчас заметил это нарушение дисциплины: офицер был разжалован в солдаты, а солдат произведен в офицеры.