Последний бой - Тулепберген Каипбергенович Каипбергенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Турумбет явился молчаливый, угрюмый. Таким еще никогда не видал его Дуйсенбай. «И у этого тоже какие-то причуды. Подлаживайся к нему. Тьфу, да пропал бы ты пропадом со своими причудами!» — мысленно выругался хозяин, любезно привечая Турумбета.
Неторопливо, как опытный охотник, обкладывал Дуйсенбай своего гостя — то с одной стороны зайдет, то с другой. Где-то уж к вечеру, после жирного обеда и обильного чаепития, подошел к цели.
— Этим большевоям, им все известно про то, что у нас делается, замышляется, — своих людей в наш стан засылают. А мы что? Нам тоже надобно проведать их тайны. Потому как крепости, сынок, изнутри берутся... Поедешь, будто своей волей захотел, на учебу. Узнаешь, чему там людей обучают, каким дальше путем идти собираются. Узнаешь — нам передашь, мы на этом пути засаду им как раз и устроим. Понял, душа моя?.. Ну, вот и ладно, вот и добро... Заодно и с женой своей бывшей встретишься. Может, простила тебя, в родной дом вернется?..
Дуйсенбай знал, чем задеть, раздразнить Турумбета: да как же это ему, мужчине, ждать от жены прощения? Турумбет подобрался, кинул на хозяина диковатый взгляд.
— Моя жена — сам с ней и разберусь. Кому прощения просить, кому миловать — моя забота!
— Ты не сердись, не сердись на меня, Турумбетджан, — поспешно откликнулся Дуйсенбай. — Будь ты мне чужой, какой-нибудь посторонний, стал бы я разве о том говорить? Просто душа у меня за тебя болит... за то, как она, беспутная, перед людьми тебя унизила, — и, чтобы подтвердить искренность своих слов, тяжко вздохнул.
Против ожиданий Турумбет очень легко согласился с предложением ехать в Турткуль на учебу. Был ли тут причиной сытный обед, который предшествовал их разговору, взыграла ли мстительная ревность покинутого мужа или, может, что-то еще — какое Дуйсенбаю дело! Важен результат. А результат — пусть хоть Таджим приедет, хоть ахун Нурумбет призраком явится: как обещал Дуйсенбай, так и сделано...
9
Туребай еще только-только начал ходить, когда Сеитджан, ездивший по своим делам в город, передал ему: вызывают, будешь отчитываться перед окрисполкомом. Багдагуль попыталась было удержать мужа — слаб еще, едва на ногах держишься, — но Туребай не стал ее слушать, собрался, запряг арбу, на рассвете тронулся в путь.
Он ехал спокойный, перебирая в уме все, что расскажет в окрисполкоме. Постройка канала идет полным ходом — будет готов к первому поливу хлопчатника. Площади, которые в прошлом году отобрали у бая, засеяны, хлопчатник дал хорошие всходы. В самом центре аула подымается коллективный дом членов ТОЗа. Правда, не выполнили разнарядку по отправке людей на учебу — должны были троих в школу послать, ни один не поехал. Плохо, конечно, да что тут поделаешь, если такие напасти: сначала этот посланник аллаха, потом убийство Турдыгуль... Запугали народ. Не похищать же девушек из дома да по ночам на аркане тянуть их в Турткуль на учение! Ничего, пройдет время — все наладится, успокоится, тогда и пошлем.
Так рассуждал Туребай по дороге в город, не ведая, не гадая, какая ему там приготовлена встреча.
Пока в кабинете председателя обсуждались другие вопросы, Туребай ждал в приемной. Вместе с ним находилось здесь еще несколько человек — кто из угла в угол мерял комнату неторопливыми шагами, кто, как и Туребай, скромно сидел у стены.
Вызывали в кабинет по одному. Человек заходил туда спокойным — либо раскланиваясь, дабы показать, какое уважение он питает к собравшимся там, либо горделиво вскинув голову, дабы сразу стало ясно, с каким уважением он сам относится к себе, а стало быть, и другие должны к нему относиться. Входили каждый по-своему, все разные. Появлялись из кабинета: все одинаковые — раскрасневшиеся, взволнованные, Туребаю показалось, даже испуганные как будто. Что с ними там делали, отчего, недолго побыв в кабинете, люди преображались, Туребай понять не мог.
Пришла и его очередь. Скинув папаху, оправив поясной платок на халате, аксакал вошел в кабинет.
В большой прокуренной комнате, где Туребаю однажды уже пришлось побывать, было много людей — знакомых и незнакомых. Рядом с Нурсеитовым, председателем окрисполкома, за темным массивным столом сидел Баймуратов — секретарь окружкома партии, подальше — Ембергенов и Курбанниязов, как обычно, в своей белой фетровой шапочке, а в самом углу — заведующий окроно Нурутдин Маджитов, которого Туребай знал уже несколько лет. У окна, вдоль стены, сидели еще какие-то люди, но лиц их разглядеть аксакал не мог — мешал свет, падавший им из-за спины. Заметил только, что есть среди них женщина.
— Туребай Оразов, председатель аулсовета Мангит, — отрекомендовал Нурсеитов и потребовал: — Прошу отчитаться в проделанной вами работе.
Не понравился этот тон Туребаю. Ну, где ж это видано, чтоб, даже не поприветствовав человека, не расспросив его, как положено, о здоровье, о доме, сразу к делу? Не понравилось и то, как сказано это было — строго, резко, неприязненно, будто не красный аксакал, свой же человек, вошел в комнату, а какой-нибудь бай или ишан — классовый враг. Решив, что так, наверное, здесь заведено, Туребай неторопливо и обстоятельно стал рассказывать о делах в родном ауле. Но только он успел сказать о канале, об организации ТОЗа, как Нурсеитов его перебил:
— Все это, товарищ Оразов, нам известно. Расскажи лучше, почему на учебу никого не направил, план по всему округу сорвал?
Туребай стал рассказывать про явление посланца аллаха, про убийство Турдыгуль, которые запугали народ, смуту в умах посеяли. Но довести свой рассказ до конца ему снова не дали. Кто-то из сидевших за столом перебил, чуть не крикнул на Туребая:
— А ты где был, почему с этими темными настроениями не боролся?
Туребай разозлился, ступил шаг вперед, тоже повысил голос:
— Хотите слушать — расскажу все, как было, а нет — зачем вызывали?.. — Помолчал, добавил уже поспокойней: — И кричать на меня нечего — сам умею.
Несколько секунд в комнате было тихо, потом Курбанниязов сказал:
— Нетерпимое
