Царство. 1955–1957 - Александр Струев

— Отныне Георгиевский зал будем называть Жуковским!

Первому Секретарю, который обнимал и тискал маршала, и виновнику торжества бурно аплодировали.

После отъезда высшего руководства Жуков принял Серова, начальника Генерального штаба маршала Соколовского, начальника Политуправления Армии и Флота Желтова, генерала Крюкова с женой, певицей Руслановой и Костю Телегина, затем на аудиенцию поспешили Главкомы родов войск. Около двенадцати приехал старейший маршал Семен Михайлович Буденный, а сразу за ним обнимали полководца генералы Москаленко и Батицкий. Маршал артиллерии Неделин явился во главе отряда ядерщиков: Курчатова, Ванникова, Завенягина, Славского и академика Келдыша. После в кабинет допустили некоторых министров и руководителей государственных ведомств. Наконец появилась любимая Галина и прекратила шествие, увезла мужа домой, чтобы он перевел дух и к четырем часам выглядел красавцем.

На новом месте Нюре было неуютно. Сослуживцы встретили ее сухо, посчитали чужой. Поначалу еле успевала: в горкоме больше пили чай, а тут — популярностью пользовался кофе. Кому сливки к кофе неси холодные, кому накипяти и вовсе не сливки, а молоко требуют! Секретарь ЦК Аристов обожал вареную сгущенку, ему надо было ее не переварить, чтоб не стала она слишком темной, но и бледной быть не могла. Тренируясь, Нюра пол-ящика извела, но к требовательному вкусу Аверкия Борисовича приспособилась. Товарищ Суслов любил слойки, и слойки эти должны были быть с пылу с жару, а ведь так не получается — повара спекут, принесут в буфет, а в приемной не шевелятся, не идут забирать, и слоечка остывает, грубеет — конфуз! Но и здесь Нюра приспособилась: не в кастрюлю под крышку слойки складывала, в кастрюле они задыхались, а в плетеное лукошко стала класть, и заботливо теплым одеялом то лукошко оборачивала. Таким путем, слоечки до вечера в свежести сохранялись. А поначалу трудно было! Хорошо, Никита Сергеевич не изменился — ему как несли варенье, так и носят. Ответственность в ЦК особая, то к Хрущеву зарубежная делегация придет, то республиканский секретарь, то другой выдающийся человек, и надо всем угодить, Первого не расстроить. Однажды расплакалась Нюра, сидит у окошечка рыдает, страшно ей, а как неуютно под суровыми взглядами! Суслов строгий, Аристов — еще страшней, Брежнев Леонид Ильич — тот все шуточки-прибауточки отпускает, а ведь неизвестно, что на уме! В ЦК люди великие, не дай Бог ошибиться!

Такую вот заплаканную буфетчицу застал заглянувший в буфет Петр Нилович Демичев. Раньше он хрущевским помощником в горкоме партии был, а теперь, соответственно — в Центральном Комитете. Перепуганная и издерганная женщина ему свою печаль как на духу поведала, а под конец простонала:

— Съедят меня скоро! — и опять разревелась.

— Вот, смешная! Сама не знаешь, что навыдумывала! — отмахнулся помощник. — Когда мы с Никитой Сергеевичем на Старую площадь пришли, тоже с непривычки по сторонам озирались. Тебе, Нюра, к буфету не привыкать! Выкинь дурь из головы, работай спокойно!

— Боязно! — отозвалась буфетчица.

— Варенье твое самое вкусное, до тебя просто дрянь давали! Как Никита Сергеевич ни ругался — ничего с вареньем сделать не могли. Тогда за тобой и послали. Получается, ты человек незаменимый, а ты — ревешь! Никита Сергеевич как мне сказал: «Нюрка придет, здесь порядок наведет!»

Буфетчица улыбнулась.

— Поняла задачу?

— Поняла! — счастливо отозвалась работница, и уже не осталось в сердце ее места обидам, ведь сам Хрущев похвалил!

Серову вручали награду не так помпезно. За организацию и руководство операцией в Венгрии вся слава досталась Жукову, Иван Александрович был удостоен ордена Кутузова 1-й степени. Вместе с Серовым награду получил маршал Конев, генерал армии Малинин и еще семьдесят человек: военные, сотрудники КГБ, работники МИДа. Среди мидовцев находился посол СССР в Венгрии Юрий Андропов. А вот Фирюбину ордена не досталось, каким-то образом посол в Югославии не попал в число награжденных, хотя в предварительном списке был. Поговаривали, что Суслов, который заведовал отношениями с рабочими и Коммунистическими партиями, в последний момент Фирюбина вычеркнул. Желчный был Суслов человек злопамятный, припомнил, как Николай Павлович, работая при московском секретаре Попове, позволял себе звонить в Международный отдел и отдавать распоряжения. Суслов бы и послом такого фанфарона не держал! Совершенно расстроился из-за ордена Николай Павлович, а еще больше переживала Екатерина Алексеевна, она так хотела порадоваться за милого Колю и под предлогом торжественного события отпроситься к любимому в Белград. А теперь ходила зеленая, со злостью проклиная Михаила Андреевича.

После награждения Серов был зван на обед к Хрущеву, туда же явился Булганин.

— Чего грустный, Иван?! — громко спросил председатель правительства. — Ведь орден дали?

— Так точно, дали! — вставая, отрапортовал Иван Александрович.

— А мне дулю с маслом, мне ничего не дали! — плюхаясь в кресло, весело продолжал Николай Александрович.

— И я с наградой пролетел! — в унисон ему добавил Хрущев. — Работаем, работаем, а орденов не дают!

— Лишний орденок никогда не повредит, — прищурился Николай Александрович. — Налей-ка, брат! — попросил он Хрущева.

Никита Сергеевич удержал председателя КГБ, который ринулся было к бутылкам, и самолично наполнил рюмки.

— Ты сегодня герой, потому — я на разливе! Ты, Ванечка, наша с Колей цитадель!

— Верно, верно! — подставляя хрусталь, чтобы чокнуться с орденоносцем, закивал Булганин. — Смотри в оба!

Скушали морковный салат и гороховый суп.

— Мою Верку в мединституте тоже гороховым супом кормят и еще гороховым пюре, — отметил Николай Александрович. — Она все жалуется, а ведь вкусно!

— Значит, социализм работает! — подмигнул Никита Сергеевич.

Подали второе, котлеты с жареной картошкой и соленым огурчиком. Под котлеты снова разлили коньяк и снова выпили.

— Рассказывай, Ваня, не молчи! Нам с председателем правительства международную обстановку обрисуй.

— У Эйзенхауэра случился сердечный приступ, — сказал Иван Александрович. — В Белом Доме перепугались.

— Все мы не вечные! — покачал головой Хрущев.

— Давай за его здоровье, за эйзенхауэрское, все ж человек! — произнес Николай Александрович.

— Я пью сидя! — недовольно нахохлился Никита Сергеевич, но за президента Соединенных Штатов выпил.

— Ты по своим каналам намекни, что в Кремле за Дуайта пьют! — хитро прищурился Булганин.

От сказанного рассмеялись.

— На Кубе события разворачиваются, 2 декабря рядом с Гаваной высадился десант.

— Шо за десант?

— Повстанцы пытались захватить власть.

— Ничего себе!

— Американцы х… Кубу отдадут! — высказался Булганин.

— Все равно, событие! — замотал головой Хрущев. — Не побоялись кулаком замахнуться! А твои, Ваня, что говорят?

— Говорят, недовольных режимом хватает.

— Перестаньте смешить! — замотал головой Николай Александрович. — Туда плыви — не доплывешь, на Кубу, а американцы под боком!

— Вот бы туда пролезть! — мечтательно проговорил Хрущев. — А что в Египте, солдатики наши как?

— Все восемнадцать тысяч под видом туристов в Александрию приехали. Жара там страшенная, яйца готовят, зарыв в песок.

— Вовремя поспели! — улыбнулся Никита Сергеевич. — Ну, Ваня, еще раз за тебя и за твоих туристов!

Серов был несказанно доволен.

— Скажи, брат, — Хрущев с хитринкой посмотрел на Булганина, — с какой красавицей ты Новый год справляешь?

— Где мой Алешка! — восклицал дед, появившись дома. На малюсеньком карапузике теперь замыкалась не то что хрущевская семья, а вся вселенная!

— Не кричи, дед, спит Леша! — оборвала мужа Нина Петровна.

Лешенька и впрямь был спокойный, все больше спал, посасывая большой пальчик.

— А Никитка, сорванец, где?

— Наверху, с папой.

Никита Сергеевич отправился на второй этаж. Там, подняв на руки румяного внука, и в сопровождении зятя зашел в столовую.

— Сейчас мы с тобой полетаем! — подбрасывая мальчугана, приговаривал дед. — До самого солнца долетим! — и снова подкидывал хохочущего от удовольствия мальчика. — Летим, летим! У-у-у-у!

Никитка заливался заразительным смехом, радовался, но все-таки маленький Леша интересовал деда больше. Странная штука: последних детей и особенно внуков родители почему-то любят крепче, или это только кажется?

Дома Хрущев старался переключать внимание на семью, на быт, таким способом восстанавливал душевное равновесие, ведь на работе не было спокойной минуты. Приезжая домой, он вроде бы переносился в другой мир, но иногда и сюда кто-то прорывался: то трезвонил Серов, то приезжал Булганин или по-соседски заходил Микоян, так или иначе говорили о работе, решали текущие проблемы, но по воскресеньям Никита Сергеевич на связь с окружающим миром категорически не выходил, ответственным за контакты на это время становился зять. От имени Первого Секретаря Алексей Иванович звонил и Серову, и Шепилову, и Громыко, и Леониду Ильичу Брежневу, и Суслову, он же вместо Никиты Сергеевича брал трубку правительственного телефона, и получалось, что и информацию принимал Аджубей.