Царство. 1955–1957 - Александр Струев

— Тебя на Старую площадь забирают?

— Правда. Вчера Петр Нилыч, помощник Никиты Сергеевича, меня потребовал, сказал, чтоб в кадры бежала, принимала цековский буфет.

— Так ты и в кадрах была?

— Была. Переводом переводят. С понедельника.

— А как же я?! — почти заскулила подавальщица.

— Я про тебя сразу Демичеву сказала, а он — нет! Говорит, Фурцева не пускает.

— Эх, подружка! — обнимая буфетчицу, запричитала Лида. — Сколько вместе отработали, а теперь расстаемся!

— И я, Лидушка, не хочу никуда идти! Что у них в ЦК, своих Нюр нет?

— Ничего нельзя сделать?

— Вопрос, сказали, решенный.

Янош Кадар занял главный кабинет в Доме Правительства, им были назначены министры, временно он принял на себя руководство венгерскими Вооруженными Силами, нужно было заново формировать командование. Бывший министр обороны, начальник Генерального штаба и еще ряд высокопоставленных генералов, поддержавшие Надя, прибыв на переговоры с советскими представителями, были арестованы. Сам Имре Надь, а с ним: известный публицист Миклош Гимеш, Санто Золтан, другие члены низвергнутого правительства, их семьи, всего 43 человека, укрылись на территории Югославского посольства. Случайно, а может, по чьему-то негласному распоряжению по посольству было произведено несколько выстрелов из танка. Один из югославских дипломатов погиб. Стрельбу остановили, принесли послу глубочайшие извинения. Настаивая на охране дипломатической миссии, и чтобы впредь не произошло подобного инцидента, посольство оцепили спецподразделения Комитета государственной безопасности и приданные им войсковые части, полностью изолировав здание от окружающего мира.

Посольство Югославии было выбрано беглецами не случайно. Посетив Тито, Хрущев и Маленков просили его выступить посредником, убедить Надя добровольно уйти в отставку. Такие переговоры со стороны Броз Тито были начаты. Но ситуация стремительно менялась: если неделю назад СССР готов был простить Надя, что, собственно, советские лидеры и обещали югославскому президенту, то после заявлений, где венгерский премьер обвинял Советский Союз в прямой агрессии, прощать его уже никто не собирался; теперь требовалось любой ценой выманить Надя из укрытия и предать суду.

— Как их в посольстве тронуть, Тито рассвирепеет! — всплеснул руками Хрущев.

— Мы железно обещали, что никаких провокаций против Югославского посольства не будет, а в то же время кровь из носу надо преступников заполучить, как-то выманить их! — высказался Маленков.

Эти дни Президиум ЦК собирался чуть ли не каждый день.

— Надь в капкане, не улизнет! — констатировал Каганович. — Я рад, что социалистическая Венгрия цела!

— Цела! — поддакнул Брежнев. — Товарищ Кадар человек решительный, он контрреволюции не допустит.

Маленков высокомерно посмотрел на Брежнева: «Без году неделя в Президиуме, а уже советы дает!»

— Надо их из посольства выкуривать! Прощение обещать, — качал головой Ворошилов.

— Нельзя прощать, невозможно! — отрезал Молотов.

— Тито предлагает вывезти Надя к нему, — Накануне Шепилов разговаривал с югославским послом и сказал, что советская общественность негодует, почему в югославском дипломатическом представительстве получили пристанище перерожденцы и пособники контрреволюции? Посол же передал Москве просьбу Тито — отправить бунтарей в Югославию.

— Никуда их отправлять нельзя! Если отпустим, с Кадаром никто разговаривать не станет! — кипел Молотов.

— Как-то выкрутимся! — тер виски Микоян.

У Рады начались преждевременные роды.

— Скорее в больницу! — закричала Нина Петровна. — Ты как, моя миленькая?! — обнимала дочь взволнованная мать.

— Не знаю!

— Держись, родимая, держись! Сейчас в роддом поедем!

Роженицу осторожно вывели на крыльцо, у которого стоял дежурный автомобиль, усадили. Нина Петровна села рядом, Букин — впереди.

— Гони на Веснина! — скомандовал он водителю.

«ЗИМ» тронулся.

— По пути городской роддом будет, — сообщил Андрей Иванович. — Может, туда?

— Посмотрим! — Нина Петровна с беспокойством поглядывала на дочь, как же она, мать, родное дитя упустила? — Молю, чтобы обошлось! — шептала она.

Раду планировали положить в родильный дом на следующей неделе, с запасом в семь дней, а тут — такое! Не могли же врачи ошибиться со сроками?

— Езжайте быстрей! — торопила Нина Петровна. — Доедем, доедем, родненькая, потерпи!

— Разрывает на части! — со страданием в голосе отвечала дочь.

Перед выездом Нина Петровна набрала спецбольницу, сообщила, что у Рады начались схватки. От Веснина навстречу хрущевской машине срочно выехала «Скорая помощь» с бригадой опытных акушеров — а вдруг рожать придется в дороге? В «Кремлевке» всполошились не на шутку, да что там в «Кремлевке» — в Министерстве здравоохранения запаниковали. Узнав о преждевременных родах, и что рядом с роженицей нет врачей, министр здравоохранения Мария Дмитриевна Ковригина точно взбесилась. Никогда от нее не слышали мата, а тут через слово она сыпала ругательствами, в первую очередь грозила главному акушеру Лечсанупра. Перестраховываясь, министр распорядилась готовить бокс в роддоме № 12, который находился в Филях, по пути следования хрущевской машины. Туда спешила вторая бригада из кремлевского роддома. Ковригина сама запрыгнула в машину, но не могла объяснить водителю, в какую сторону ехать — то ли гнать в Фили, то ли на Веснина, а может — навстречу автомобилю Нины Петровны. На лбу министра выступил пот.

Перед хрущевской машиной, неистово сигналя и моргая фарами, чтобы освободить дорогу, неслась букинская «Победа».

«Как я могла разрешить дочери приехать в Огарево?!» — корила себя Нина Петровна, трогательно гладя Радочкину руку.

Дочь смертельно побледнела и, уже не стесняясь Андрея Ивановича, вскрикивала.

В хвост «ЗИМа» пристроился удлиненный «ЗИС» спецбольницы. Нина Петровна чуть успокоилась — врачи были рядом.

От Огарева до Веснина домчали быстро. Как только беременная ступила на землю, схватки усилились, женщину на каталке доставили в родильное отделение. Министр здравоохранения подала разнервничавшейся Нине Петровне мензурку с валерьяновым настоем, от перевозбуждения у нее самой случилась аритмия.

— Теперь все будет хорошо! — утешала Ковригина, держась за сердце, хотя роды предполагались тяжелые, предлежание плода было неправильное.

Врачи решили не рисковать и сделали Раде Никитичне кесарево, в подобных случаях кесарить — всегда лучше.

Приняв здорового ребенка, который неистово закричал, главный акушер профессор Снегирев во весь рот улыбался.

— Ишь, какой красавец! Риск нам был ни к чему. А парень, смотрите, богатырь!

Малыш опять огласил комнату криком.

— Я шовчики сделал аккуратненькие, ничего не попортил! — довольно говорил врач.

— Спасибо вам! — от материнского сердца, наконец, отлегло.

— Завтра бегать будет! — имея в виду роженицу, пообещал доктор.

Нина Петровна от радости прослезилась.

В сопровождении Микояна и Брежнева в коридоре появился Хрущев, он бегом припустил к жене. Анастас Иванович и Леонид Ильич предусмотрительно остались в начале коридора, а потом, в сопровождении главного врача, переместились в ординаторскую.

— Что?! — глядя на заплаканную жену, спрашивал Никита Сергеевич.

— Родили! — за Нину Петровну ответил румяный профессор. Он принимал у Рады и первенца. — Мальчик!

Никита Сергеевич опустился на банкетку рядом с женой.

— Мальчик! — повторил он.

— Я так переживала, сердце чуть из груди не выскочило, думала, не доедем!

— Все прошло хорошо! — стоя по «стойке смирно», отрапортовала министр здравоохранения.

— Идем смотреть? — потянул жену Хрущев.

— Не пущу! — став серьезным, заявил главный акушер. — Сейчас не время!

— А когда же? — словно собираясь расплакаться, вымолвила мать.

— Часика через три приходите, не раньше.

— Никуда мы не уйдем! — в один голос заявили бабушка и дедушка.

— Тогда пошли в мой кабинет, будем чаи гонять! — пригласил профессор Снегирев.

Поддерживая измученную супругу, Никита Сергеевич двинулся за доктором.

Рождение Лешеньки Хрущевы отметили лихо. Никита Сергеевич с Анастасом Микояном и Леонидом Брежневым уговорили литр «Столичной», Нина Петровна выпила полный бокал вина. Тосты говорили и короткие, и длинные, но до второй бутылки не дошли, Хрущев быстро захмелел и ушел спать. Алексей Иванович Аджубей объявился под конец застолья, когда глава семейства уже отдыхал, а Микоян с Брежневым собирались откланиваться. Правда, увидев Радиного мужа, задержались, чтобы с «отцом в квадрате» пропустить рюмку. Так как Никита Сергеевич спал, Нина Петровна без проволочек выставила на стол очередную бутылку.