Царство. 1955–1957 - Александр Струев

В периодической печати появились многочисленные заявления летчиков, танкистов, артиллеристов с пожеланиями отправиться в Египет добровольцами. Советская пресса со ссылкой на правительственные источники комментировала, что Советский Союз не будет чинить препятствий в выезде граждан-добровольцев в Египет. На Западе припомнили участие СССР в «интернациональной» помощи испанским коммунистам, когда Советский Союз под предлогом выполнения интернационального долга активно включился в войну. Маршал Жуков представил Президиуму Центрального Комитета план атомного удара по Франции и Англии, военно-морские силы СССР были приведены в боевую готовность. На секретных аэродромах дальней авиации шла подготовка стратегических бомбардировщиков к вылету. Отдали приказ доставить к самолетам атомные бомбы. Военкоматы готовили всеобщую мобилизацию. К берегам Африки спешили «экскурсионные корабли» с восемнадцатью тысячами замаскированных под туристов солдат.

Хрущев абсолютно поддержал Молотова в решении стоять за Египет до конца. События в Венгрии, когда советские войска за считанные часы установили во взбунтовавшемся государстве порядок, доказывали эффективность силового решения.

— Применим ядерное оружие! — угрожал Молотов.

Против ядерного удара в категорической форме высказались Микоян и Маленков, они считали это недопустимым, ведь непосредственно Советскому Союзу никто не угрожал, они считали, что на Ближнем Востоке можно обойтись обычными вооружениями. Их доводы отрезвляюще подействовали на Хрущева.

— Будем держать атомную бомбу про запас, — согласился он. Хрущев не решался воевать всерьез, хотел лишь погрозить кулаком, напугать. Любая война слепа и коварна, а атомная? Атомная война перевернет мир.

После долгих споров от атомной атаки отказались. К вечеру пришла информация, что американцы потребовали от своих союзников прекратить агрессию. Члены Президиума пожимали друг другу руки — удержали Египет!

— Англичанам и французам показали кулак! — ликовал Никита Сергеевич. — Тем не менее, надо отправить к берегам Красного моря наши военные корабли.

И тут пришло сообщение из Будапешта — венгры объявили о всеобщей забастовке.

— И там хватит цацкаться! — прокричал Хрущев. — Виновные должны сполна ответить за преступления!

— И другим это послужит наукой! — монотонно выговорил Молотов.

Чудовищные аресты захлестнули венгерские города, хватали всех без разбора.

— Забастовку хотели? Будет вам забастовка!

Для наведения порядка Жуков и Серов прибыли в Будапешт.

Искали кардинала-подстрекателя Миндсенти, его хотели публично казнить, но он укрылся в посольстве Соединенных Штатов.

Газеты пестрели заголовками «Фашистский мятеж в Венгрии!», «Фашисты — палачи венгерского народа!» Страшные фотографии глядели со страниц. Сергей приехал к Леле, они собирались на выставку живописи в выставочный зал Союза художников на Кузнецком мосту. Леля усадила Сережу на диван, она еще прихорашивалась перед зеркалом. Сергей взял в руки газету «Известия», которая оказалась перед ним на столике.

С первой страницы невидящими глазами смотрел изувеченный человек. Несчастного облили соляной кислотой и повесили. Исковерканная кожа лица сплошь состояла из струпьев, вместо глаз язвы.

— Ужасно! — потрясенный Сергей отшвырнул газету.

Леля подняла газету:

— Зачем они такое делают, почему мучают людей? Как такое может твориться в наше время?

Юноша обнял любимую за плечи.

— Враги! — прошептал он.

— Да, враги! — содрогнулась девушка.

В газете «Труд» был не менее отвратительный снимок: там человек был подвешен за ноги и, видно, нещадно избит.

— За что они так? Они звери!

— Звери! — подтвердил молодой человек. — Венгры были наши друзья, отец говорил, мы им последнее отдавали, а получается — не друзья, получается, затаились, чтобы исподтишка бить. Дождались подходящего момента.

— А здесь! — теперь Леля читала передовицу «Комсомолки», где описывалось, как обливали бензином людей и поджигали, как били ногами, колотили палками еврейских женщин, коммунистам выкалывали глаза, вырезали на теле пятиконечные звезды.

Леля выронила газету и заплакала.

— Разве так можно, разве можно? — всхлипывала она. — Когда меня маленькой вывезли из Испании, меня спасли! Меня бы тоже убили, растерзали, мой папа был коммунист! — из ее больших глаз катились горькие слезы.

Сергей, как мог, успокаивал:

— Ну, что ты, что ты! Успокойся, все будет хорошо!

— Теперь у меня новые родители, новые папа и мама. Я очень люблю их, очень! — всхлипывала испанка. — Я им благодарна, они меня приютили. Они мои любимые, но они не родные, а родные, первые, папа и мама, — Лелю душили слезы, — их больше нет на земле, их тоже растерзали! Я не знаю, что с ними! Как мне их жаль! Папочка, милый, мамочка! Мои лю-би-мы-е! Я сирота, сирота!

— Ты не сирота, ты — моя! — подсаживаясь ближе и целуя ей руку, выговорил Сергей. — Я тебя люблю!

Они обнялись, он отыскал губами ее губы, приник поцелуем.

День праздника Революции 7 ноября начался с хороших новостей: вчера вечером Англия, а сегодня и Франция объявили о приостановлении военных действий против Египта. Парад на Красной площади и демонстрация трудящихся прошли гладко. По предложению Фурцевой посольства Англии, Франции и Израиля в Москве пикетировали толпы народа. Люди выкрикивали в адрес англичан, французов и израильтян ругательства, размахивали транспарантами с обличающими надписями. Особо не стесняясь, к посольствам подвозили пузырьки с чернилами, которыми возмущенные военными действиями против дружественного египетского народа манифестанты закидывали здания посольств. Коренастый, стриженный ежиком паренек без шапки гордился, что все его одиннадцать пузырьков-снарядов без промаха угодили в окно второго этажа английского посольства.

Искалеченные бомбардировками окна дипломатических миссий напоминали входы в логова чудовищ. Фасады зданий были нещадно залиты чернилами. Не каждый метатель попадал точно в цель, многие мазали, зачастую чернильница летела по непредсказуемой траектории, разбивалась о стену выше или ниже, врезалась в обложенный известняком некогда парадный цоколь здания или безнадежно падала в кусты. Бить старались по окнам, именно на них был сосредоточен удар. В азарте кто-то метнул чернильницу во входную дверь, угодив в массивную бронзовую ручку, но начальственный голос сделал замечание: «Туда не кидай, не положено! Цель по окнам!» К вечеру окна стали настолько страшны черно-фиолетовой мрачностью, что глядя на них, делалось жутковато. Периодически появлялась милиция, как бы между прочим делала митингующим замечания, при милиции старшие останавливали бросание чернильниц. При появлении патруля пузырьки пытались прятать, но когда стражи порядка уходили, а уходили они всегда достаточно скоро, огонь открывался вновь. Через каждые два часа автобусы привозили новых пикетчиков и забирали старых, тут же, у автобусов, участников манифестации кормили горячим обедом, а они хвастались друг перед другом своим прицельным огнем. А в Венгрии тем временем шли массовые аресты. Задержанных уже негде было размещать, цифра арестованных перевалила за 25 тысяч человек, 15 тысячам уже предъявили обвинение. Из страны началось массовое бегство, в приграничных районах многих тоже задерживали и предъявляли обвинение в незаконном переходе границы.

Президент Соединённых Штатов Эйзенхауэр, только-только избранный на второй срок, выражал недоумение, что Англия и Франция не согласовали с ним свои действия. США внесли в Совет Безопасности, а потом и на Генеральную Ассамблею ООН резолюцию, осуждающую нападение на Египет. Государственный секретарь Даллес и его заместитель Мэрфи в беседе с послами Англии и Франции выразили недовольство тем, что они показали «плохой пример», спровоцировав подавление советскими войсками народного восстания в Венгрии.

— Нюр, это правда? — выпучив на подругу глаза, спросила Лида.

— Что правда?

— Тебя на Старую площадь забирают?

— Правда. Вчера Петр Нилыч, помощник Никиты Сергеевича, меня потребовал, сказал, чтоб в кадры бежала, принимала цековский буфет.

— Так ты и в кадрах была?

— Была. Переводом переводят. С понедельника.

— А как же я?! — почти заскулила подавальщица.

— Я про тебя сразу Демичеву сказала, а он — нет! Говорит, Фурцева не пускает.

— Эх, подружка! — обнимая буфетчицу, запричитала Лида. — Сколько вместе отработали, а теперь расстаемся!

— И я, Лидушка, не хочу никуда идти! Что у них в ЦК, своих Нюр нет?

— Ничего нельзя сделать?