Светлолесье - Анастасия Родзевич

Чудова Рать отравила не только землю.

– Это случилось в мое тринадцатое лето, – сказал Дан. – В Линдозеро приехали вакханы. Они пели. Танцевали. Играли. Вечером на площади собрался весь город. Даже княж. И я, разумеется, был там.

Он говорил резко, чеканя каждое слово. Казалось, чувства так давно жили в нем, что срослись с душой, отяжелели, и теперь, будучи извлеченными, сотрясали и того, кто говорит, и того, кто слушает.

– Представление было дивным и так понравилось княжу, что он расщедрился. Очень. Вечер перерос в разгульную ночь, но когда все упились, я увидел в лесу пламя.

Альдан вновь немного помолчал. Тепло чужого тела согревало через тонкую рубашку из льна, но меня все равно пробил озноб. Хорошо, что на мне все еще был платок, подарок Дана.

– Все вокруг спали мертвецким сном, и я отправился туда один. Но чем дальше шел, тем больше понимал, что это не огонь, а мерцающий сквозь деревья свет. Я вышел к густо сплетенному терновнику. Он сиял желто-розовым, но когда я коснулся его, все померкло. Больше я ничего не помню.

– Что это было?

– Не знаю, Лесёна. Честно. Меня не было два дня. Но пропал не только я. Из города исчезло двое парней моего возраста. И караван. Когда снарядили погоню, было поздно: вакхан след простыл. Но через два дня я вернулся домой, а другие – нет. Так сказал княж. Далеко в лесу нашли разбойничий лагерь, но давно брошенный. И все. Жрецы сказали, что это был колдовской морок, что так людей утаскивают колдуны для своих обрядов.

Я слушала, затаив дыхание.

– Не помню, что было после того как померк свет. Но ощущение того зова до сих пор со мной. Иногда я чувствую, как поступить, и не могу этому сопротивляться. Я знаю, что это самое верное для меня! Но когда я рассказал о произошедшем со мной, никто не поверил. В Линдозере шептались, будто меня подменили, что в лесу пропал настоящий Дан, а вернулся чудов подменыш. Чутье не раз спасало меня, но для других это было жутко. Княж не позволил мне обучаться дальше, изгнал. Но крепость была моим домом! Я вырос там, при дружине княжа. Говорят, младенцем меня подкинули к воротам – не такая уж редкость для Линдозера, если честно. Но молва о подкидыше, дважды подмененном ребенке, пугает. И они правы. Я… увечный. Со мной правда что-то не так.

– Альдан, – я не выдержала и перебила его. – Что за чутье спасало тебя?

Травник перевел дыхание и ответил:

– На меня перестали действовать одурманивающие снадобья. Настойки, приворотные зелья. Я начал видеть то, чего не видят другие, – тени и духов. Поначалу я боялся, но со временем привык и научился их различать. Безликие тени, те, кто существует там давно, неупокойники с еще сохранившимися человеческими чертами, какие-то совсем крошечные тени, порождения леса…

– Альдан! – воскликнула я, опять не выдержав. – Ты все-таки колдун?

– А разве похоже? – в тон мне ответил он.

Я всмотрелась в его лицо, но по-прежнему самым сильным колдовством был блик на дне светлых глаз.

– Не чувствую, – призналась я.

– Зато чувствую я, – отозвался Альдан. – И это проклятье. Все это происходит помимо моей воли и никак от нее не зависит.

Я пыталась скрыть свое замешательство, что было не так-то просто. Эта история открыла мне новую, неизвестную раньше грань травника, и через нее совсем иначе смотрелись его нелюдимость и полное пренебрежение к линдозерским суевериям.

Но Альдан явно старался избегать моего взгляда.

– Здесь, в Линдозере, я осознал, что несчастья преследуют меня с тех пор, как я начал видеть ту сторону. Поэтому ждал, когда лес снова проявит себя. Искал тех, через кого он действует. И теперь, – его лицо сделалось суровым, – я наконец знаю с кого спросить.

Говоря это, травник шел и неотрывно рассматривал звездное небо.

– На всем нашем мире с тех пор, как сюда проник Ворон, лежит проклятье, – когда я сказала это, Альдан посмотрел на меня и уже не смог отвести взгляд.

– Вот почему он должен умереть, – тихо сказал он. – И вот почему я не позволю кому-то мне помешать. Тебе перестало мерещиться мое белое оперение, Лесёна?

Последние слова были сказаны с усмешкой, но я сумела разглядеть за ней беспокойство.

– Но ты и не проклят, Альдан. Если столько людей живы благодаря тебе, это скорее дар.

– Что ж, – произнес он. – Что бы это ни было, надеюсь, оно и сегодня сослужит нам хорошую службу.

Дорога через ночной лес казалась бесконечной, и бесконечность эта состояла из двух половин, между которыми время текло словно бы по кругу. Первая половина была соткана из тревоги и не позволяла моему ослабленному телу соскользнуть в сон. «Что с нами будет завтра?» – спрашивала я себя и, пытаясь отогнать ужасные картины возможного будущего, снова и снова прокручивала детали намеченного плана в голове.

Во второй половине я пыталась подобрать слова. Честные и мои. Но каждый раз, едва открывала рот, казалось, что все неверно, как если бы слова были просто чем-то надуманным, чем-то не способным одолеть тот немой упрек, что выражался в прямой спине Альдана, в его молчании и в ускоряющемся ритме сердца.

А потому дорога была длинной.

Когда же впереди наконец мелькнули огни, я обрадовалась им как никогда. Но оказалось, что кружным путем мы пришли к…

– Крепость, – проговорил Дан.

Родовое гнездо Мечислава дремало под звездным небом, почти во всех башнях и башенках было светло. Сам холм усеивали многочисленные палатки жрецов, но отсюда они выглядели игрушечными, ненастоящими, больше похожими на треугольную выпечку из медового хлеба в Злате. Дым от потухших костров поднимался вверх тонкими струйками; дорогу полностью поглотила огромная тень от Врат Милосердия.

И все же это было войско. Каким бы обманчиво покорным ни наблюдал его мой размягченный разум и каким бы безопасным оно ни выглядело в ночной час. Родовое гнездо Зари – оплот войны с чудью, который по какой-то неведомой усмешке судьбы теперь на противоположной от нас стороне.

– Если бы только вся эта мощь была против Ворона… была с нами!

Эти слова вырвались у меня прежде, чем сложилась сама мысль о таком исходе. Представив в одном ряду Ордака и Феда, я заерзала на руках у Альдана, до того неловко и смешно смотрелась бы подобная парочка.

– Крылатая, о чем я! Жрецы никогда не станут нас слушать.

– Кто знает, – отозвался Альдан. – Но цена может быть слишком высока.

– Мечислав…

Я вспомнила слова Дарена о Печати.

– Что же? Почему ты говоришь о