Светлолесье - Анастасия Родзевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правда ли, что нет другого пути победить свой страх, кроме как столкнуться с ним лицом к лицу? – Она перевернулась на спину. – Правда ли, лекарь?
– Сейчас не лучшее время сталкиваться с чудовищами один на один! – рявкнул Альдан.
– Да. – Лесёна кивнула, и волнистые пряди упали ей на лицо. – Лес подождет. Есть кое-что еще…
Она прошептала ему несколько слов, смысл которых превратил его кровь в жидкий огонь. Альдан ослабил хватку, и Лесёна тут же впилась в него губами, влажными, с солоноватым привкусом. Дан едва не рехнулся.
– А что, если мы погибнем? Что, если это последний день? – бормотала она. – Что бы ты сделал?
Колдунья смотрела на него из-под опущенных ресниц и едва улыбалась. Ее щеки разгорелись, она перевернулась на живот и перекинула волосы через голову, и те вуалью скрыли лицо, разметавшись по мху. Мгновение Дан смотрел на беззащитную шею, а потом ткнулся носом в ее изгиб, собирая губами мягкий бархат волосков. Запах, пряный, сладковато-соленый и тягучий, наполнил рот и вылился в глухой рык. Дан быстро, по-звериному укусил ее шею без стыда и сомнений, но Лесёна лишь засмеялась.
Зверь внутри него голодно взвыл, в ушах стучала кровь, безмолвная лесная прогалина наполнялась шумом дыхания. И ближе подступили из темноты деревья, и ближе качнулось за блеклой пеленой облаков солнце…
Все смешалось. Между ними не осталось пространства, которое было невозможно заполнить и которое не хотелось бы стереть. С каждым движением Дан терял себя, с каждым прикосновением Лесёны находил вновь. Жар горел на губах, нежность выплетала узоры от кончиков пальцев до самых потаенных уголков естества. Все, что когда-либо разделяло их, исчезло… Исчезло в кратком миге безумия и дикой пляске их переплетенных тел.
Время меняло свой ход, пока не замерло в блаженном небытии.
Для них двоих.
И это не было чарами…
– Это колдовство крови, – произнес ледяной голос совсем близко.
Альдан резко выпрямился. Дарен, образ себя самого, стоял над ними, стискивая в руках полупрозрачный посох. Травник прикрыл Лесёну своей рубахой, но ей, похоже, не было никакого дела до колдуна, она бесстыдно откинулась на мох и закрыла глаза, улыбаясь.
– Какого… – взревел было Дан, но Дарен его оборвал.
– Колдуны теряют ясность разума, когда колдуют с помощью своей крови.
– Ясность разума? О чем ты?
– Она начертила руны в лодке своей кровью, – сказал Дарен, сурово глядя на Лесёну. – Воля ослабла. Ворон напал на вас, чтобы вынудить ее использовать такие чары.
«Вынудил?» – подумал, леденея, Альдан.
– Так она бежала к Печати?
– К Печати, – эхом отозвался колдун. – Да…
Слова роились в горле. Альдан немного покатал их во рту, обдумывая, обтесывая об открывшуюся правду, и ничего не сказал больше. Плата за колдовство крови, морок! Вот, значит, как: Ворон прощупал всех изнутри и увидел то, что дорого каждому из них.
– Как мне вернуть ее? – вымолвил с трудом Альдан.
Вдруг болото вокруг них заходило ходуном. Холодная вода в колодцах-копытцах помутнела, и резко запахло гнилью.
– Чудова Рать почуяла ее колдовство крови. Они голодны, и их безумие передается земле. Скоро Линдозеро затянет скверной. Пусть наемник с вещуньей едут в Обитель, – сказал Дарен, склоняясь над Лесёной. – Ее я отвезу сам. Ворон не оставит ее в покое. Он попытается заманить потомка Мечислава и колдунью Разрушения к Печати.
– А ты?
– Я никогда не причиню ей вреда.
Колдун пользовался своим преимуществом, потому что обличие-морок выглядело бесстрастным, но Дану все равно чудилась снисходительная улыбка. Но поделать ничего было нельзя, Алый Ворон преследовал Лесёну, и чем скорее она попадет в Обитель чародеев, тем лучше.
– Хорошо.
Колдунья извивалась под ним, язык то и дело пробегал по влажным зацелованным губам. Дарен коснулся ее лба, и Лесёна обмякла.
– Травник… Неужели ты не заметил, что это не она?
Колдунья ускользала из его рук, погружаясь, проваливаясь все глубже в мох.
– Я скрыл ее от Ворона, – сказал Дарен. – Но это ненадолго. Уходи, травник. Ты мешаешь.
Лесёна тонула – все дальше от Дана, все ближе к чуди. Травник отпускал ее, чувствуя, как вместе с тем его нутро заполняет пустота. Неужели не было иного способа? Отчего Лесёна так уязвима перед Вороном и чарами Дарена? Отчего сам Альдан не додумался дать ей сон-травы вместо бодрящего снадобья?
Но зеленая топь уже поглотила колдунью.
– А не ты ли сделал это с ней? – прошептал Дан. – Быть может, это ты заморочил ее?
Дарен поднялся. Он будто не слышал травника.
– Уходи. Уходи с наемником, уползай с утопленницами… Мне все равно. Не возвращайся в город.
Альдан дышал часто, глубоко, не в силах справиться с заполняющей его яростью.
– Ты нарушил договор. Зачем ты вмешался?
Дарен обернулся. Дан увидел тщательно скрываемый гнев колдуна, и на миг ему показалось, будто Дарен зол и на себя тоже. В изумрудном глазу блеснули осколки битого льда, и на болоте разом стало холоднее.
– Спаситель… Или лучше было подождать, пока она очнется? – сказал он. – Посмотреть, как ты потом будешь смотреть ей в глаза? Уходи. Здесь ставки выше твоей гордости.
С этими словами колдун исчез.
Альдан уткнулся в мох, задавил стон в груди.
Обман. Всюду обман. Колдун как-то причастен к гибели Мафзы, он как-то виновен во всем. Чужими руками разыграл он это представление. Дарен будто знал обо всем заранее!
И Альдан не будет изгнан. Только не снова.
И уж точно не колдуну указывать Альдану его место.
– Пошел ты, Дарен! К чудовым тварям твой договор!
Дан должен был сам позаботиться о княже. Рассказать ему все как есть, доказать, как близко чародеи подобрались к Печати. Рассказать правду обо всем!
Когда Альдан появился на берегу, Минт разглядывал свой проржавевший клинок. Ольша лежала рядом, запустив в волосы руки, и скулила, как побитая псица.
– Не уберег?
Минт одарил травника тяжелым взглядом, и выдержать его было сложнее, чем настоящий удар.
– Если Дарен солгал, и она не в Обители, я убью его.
Травник развернулся и, не прощаясь, побежал вверх по реке. Твердь дрожала. Дан чувствовал, как расходится внизу земля, как рвут ее на части своими пастями голодные твари. Как рвется Чудова Рать к живой плоти, как вся та сторона с неупокойниками и духами леса заходится в плаче. Нет, не могла принять твердь земная столько боли и злости! Не остудила она ярого гнева темных созданий, не вынесла надругательства!
В середине пути Дану встретились купцы: дрожь земли и поветрие с болот чувствовались в Линдозере, и