Не влюблены - Эли Хейзелвуд

или расставалась с парнем. Полки в холодильнике и шкафах пустели, и нам с Винсом приходилось ограничиваться черствыми крекерами. Нельзя было предсказать, когда закончатся сытые дни и начнутся голодные, поэтому мы с Винсом всегда были начеку.

– Я разработала... стратегию: крала несколько долларов в качестве чрезвычайного фонда. Иногда из маминой сумочки. В другое время из других мест. Я была очень беспринципным вором, – я рассмеялась. – У нас с Винсом вошло в привычку есть как можно быстрее. Мы боялись, что нас обнаружат, или что мама придет и спросит, откуда мы взяли еду, или что она заберет ее у нас. Еда дома была постоянным источником беспокойства. И, естественно, все, что мы ели, было очень дешевым и низкокачественным. В нашем распоряжении не было свежих овощей. Те небольшие деньги, которые у нас были, мы тратили на покупку продуктов, которые долго хранились. Когда я приходила к Тиш домой и видела большие вазы с фруктами, то мне казалось, что я попадала в сказку. Что все это для принцесс. Апофеоз роскоши. Понимаешь?

– Именно в доме Тиш я узнала, что еда – это нечто большее, чем просто калории и питательность. Еда – это то, что каждый вечер собирало семью Фули за обеденным столом. О еде говорили родители детям-фигуристам после тяжелой тренировки. О еде говорили люди, возвращаясь после выходных в прибрежных отелях типа «постель и завтрак». Еда, словно соединительная ткань, объединяла людей. И раз у меня она была в дефиците, значит, мне не с кем объединиться, не к кому привязаться.

– Ты сказал, что уехал в колледж и больше не вернулся, я сделала то же самое. Всем, что у меня есть сейчас, я обязана Алеку и фигурному катанию. Меня приняли в колледж на спортивную стипендию. Я улетела сразу же, как только открыли общежития, и не возвращалась два года. Я просто не могла. Как спортсмен я получала бесплатное питание в колледже. Я могла есть вволю, но это не значит, что я перестала беспокоиться. Триггером могла стать какая-нибудь ерунда: необходимость есть в спешке, маленькими порциями, закрытие столовой на День Благодарения. Это было иррационально, но...

– Это не иррационально, – мягко запротестовал Эли.

Я отвела взгляд.

– В любом случае, я поняла, что не справляюсь, и начала искать помощь. Университетский терапевт помог мне найти методики преодоления беспокойства. Я выздоравливала и просто не могла заставить себя вернуться домой, – я сглотнула. – Ты вернулся к Майе, Эли. Но я... Мне было восемнадцать, а Винсу пятнадцать, и я ушла от него. Я оставила его наедине с мамой на годы.

Глаза защипало, но я не боролась со слезами. Вместо этого я вспомнила летнюю ночь, когда мне было тринадцать. Вечеринку с ночевкой у Тиш. На следующий день миссис Фули отправила меня домой с остатками еды: паста с курицей, гарниром из кабачков-гриль и фруктовым салатом, все свежее и вкусное. Когда я вернулась домой, мамы уже не было, а Винс сидел на диване и смотрел новости по телевизору, в котором было всего три канала. Его глаза расширились от неподдельной радости при виде контейнеров в моих руках. Я наблюдала, как он жадно ест, и чувствовала себя счастливее, чем когда-либо.

Я была счастлива, когда могла накормить брата, и несчастна, когда не могла. Именно тогда я начинала обижаться на него, жаловаться, как несправедливо то, что от меня требуют.

– В конце концов, я вернулась. И Винс... он сказал, что простил меня. Но прежних отношений было уже не вернуть. Он вырос и сделал выбор, который я просто не могу… На протяжении многих лет мы то сближались, то снова отдалялись. Его нынешнее поведение совершенно неприемлемо, но я надеюсь, ты понимаешь, почему я просто не могла заявить на него в полицию… – Две вещи произошли одновременно. Первая: у меня сорвался голос, вторая: Эли усадил меня к себе на колени и крепко обнял.

Слезы текли по щекам. Мне не нравилось, что я такая слабая, что никак не могу справится с прошлым и с бесконечной виной. Но в тоже время было так приятно рассказать кому-то. Хоть ненадолго выпустить эту жгучую боль наружу.

– Ты сделала, что могла. – Эли гладил меня по волосам и спине. – Ты сделала достаточно.

– Правда? – я отстранилась и вытерла щеки. – Посмотри на нас. Наши с тобой истории начались одинаково: мой брат, твоя сестра, каток, наука, но финал... Мы, как картинки, в которых нужно дорисовать недостающие детали. Ты дорисовал, и твоя картинка стала прекрасной картиной, а моя – гребаным...

– Рута, нет, – он энергично покачал головой, как будто я не должна даже думать об этом. – Майя хотела, чтобы ее нашли. Мы оба прилагали усилия, чтобы наладить отношения. То, что Винс сейчас делает, не твоя вина. Пожалуйста, скажи, что ты это понимаешь.

Может, я и понимала, по крайней мере, рационально. Но в душе я этого не чувствовала.

Я печально хмыкнула.

– Как думаешь, может быть, где-то в параллельной вселенной существует другая версия нас, где мы не изуродованный комок рубцовой ткани, а нормальные люди, способные любить других так, как они того хотят?

Он смотрел на меня бесконечно долго, и глупая мысль закралась мне в голову:

«Если бы я могла кого-то полюбить, я бы выбрала тебя. В этой вселенной я бы хотела, чтобы это был ты».

Но потом Эли сказал:

– Нет.

– Что ж, это удручает.

– Ты не поняла, – он сглотнул и решительно посмотрел мне в глаза. – Я просто не думаю, что нам нужна другая вселенная, чтобы любить.

Это лишило меня дара речи. Сердце остановилось так резко, что я испугалась, что оно больше не забьется.

– История закончилась. Можешь уйти, если хочешь, – спокойно сказала я.

Я не могла поверить, что он захочет остаться. По моему опыту, остаться было исключением, а уйти – правилом. Мне была ненавистна мысль о том, что Эли больше нет в моей жизни, но, возможно, это к лучшему – мы и так слишком запутались.

– Могу уйти?

– Да. Обещаю, со мной все в порядке. Тебе не нужно и дальше меня обнимать…

– Я тебя не обнимаю.

– Разве?

– Происходит вот что. – Он уложил нас на кровать, почти в той же позе, как мы спали, только теперь Эли притянул меня к своей груди и удерживал там. Всякий раз, когда