Не влюблены - Эли Хейзелвуд

мозга, – он покачал головой. – Майя всегда будет немного обижаться на меня, и, возможно, я всегда буду обижаться на нее. Но боль от этого притупилась. Мне действительно нравится наблюдать за ней сейчас. Она намного умнее, чем я был в ее возрасте. Она жизнерадостная, решительная и добрая. Из всего этого опыта я сделал один важный вывод.

– Какой?

– Дети – наименьшее, чего я хочу в этой жизни.

Рута снова рассмеялась.

Было ли что-нибудь приятнее, чем заставлять ее улыбаться, когда всего несколько мгновений назад она плакала? Это опьяняло. К черту науку или финансы! Смешить Руту могло стать его постоянной работой. Он бы потратил несколько лет на изучение мельчайших нюансов ее настроения и темперамента, каталогизацию ее характера со всеми особенностями, и как только накопит достаточно знаний, его миссией станет делать Руту Зиберт счастливой. Это будет приносить больше удовольствия, чем его нынешняя должность.

– Мне даже не нужно было быть опекуном моего брата, чтобы прийти к такому выводу, – пробормотала она.

– Хвастаться нехорошо, – он улыбнулся ее удивленному виду и взглянул на часы, висевшие над полкой для растений.

Прошло двадцать минут.

– Спасибо. Что пришел.

– Спасибо, что позвонила мне. Я простой парень, который раньше направлял свою агрессию в хоккей, а теперь у меня скучная корпоративная работа. Мне нужно где-то получать удовольствие. И...

«Я все равно думал о тебе. Я хочу, чтобы ты обращалась ко мне, когда тебе что-нибудь понадобится: что угодно. Я хочу большего. Если я признаюсь в этом, как ты отреагируешь?»

Она кивнула, как будто поняла, что он не сказал. Казалось, она близка к тому, чтобы признать то, что Эли очень-очень хотел услышать. Но в последний момент Рута, как обычно, отступила.

Она перевернулась и втиснулась между его раздвинутых ног. Ее ресницы превратились в темные полумесяцы, когда она опустила взгляд, оценивая его тело со всей тщательностью безжалостного экзаменатора. Эли бросило в жар, его охватило возбуждение и неподдельная гордость, что он был объектом ее внимания.

Рута взяла его лицо в обе ладони и наклонилась. На вкус она была как высохшие слезы. Эли инстинктивно углубил поцелуй, но тут же опомнился и обхватил ее запястья.

– Я пришел не за этим.

– И я позвала тебя не для этого, – она твердо посмотрела на него. – Но мы все равно можем это сделать?

Он вгляделся в ее лицо.

– Если попросишь, я никогда не скажу тебе «нет». Ты ведь знаешь это, верно?

– У меня были подозрения.

Поцелуй возобновился: неспешный и все еще солоноватый, но Эли смог держать себя в руках около двух минут, затем прижал Руту к себе и провел ртом по ее шее. Когда она зарылась пальцами в его волосы, он спросил:

– Здесь? Или в постели?

Рута взяла его за руку и повела по коридору. То, как ее пальцы обхватывали его, возбуждало не меньше, чем любая другая сексуальная близость, и, учитывая, как мало настоящей близости Рута обычно им позволяла, это и вправду попахивало извращением. Вдобавок к этому, пока Рута вела его в спальню, Эли чувствовал себя так же, как на заре своей сексуальной жизни (когда девушка впервые разрешила дотронуться до нее), словно делал что-то запретное, пугающее и меняющее жизнь.

Он задумался, приглашала ли Рута сюда других мужчин, и, решив, что маловероятно, попытался заставить сердце не выскакивать из груди.

В своем личном пространстве Рута не была аккуратисткой. Поверхности, не заставленные растениями, завалены одеждой, нераспечатанной почтой, пустыми кружками. От этого ее комната стала еще меньше и уютнее. К тому же двуспальная кровать не была застелена. Рута не стала утруждать себя извинениями за беспорядок, и Эли это понравилось.

Интересно, каково было бы жить с ней? Эли представил, как он будет бороться с Рутой за то, чтобы ее беспорядок не распространялся по всей комнате, как спотыкается о брошенный лифчик по пути в ванную. Представил, как будет любоваться ее неулыбчивым лицом в мягком утреннем свете. Как не будет бояться проснуться и понять, что все это было сном – он просто протянет руку и коснется ее. Представил, как с головой погрузится в те чувства, что охватывали его всякий раз, когда она была рядом.

Пока Эли все это воображал, Рута села на край кровати и посмотрела на него. Она была так сосредоточенна (именно с таким выражением она говорила о нанополимерах), и Эли охватило нестерпимое желание нырнуть головой между ее бедер.

Возбуждать ее становилось все легче и легче. Как хорошо обученный музыкант, он точно знал, как на ней играть. От его рта, языка, пальцев она задыхалась, стонала, дрожала, и кончала снова и снова, а когда всего это стало уже слишком много, оттолкнула голову Эли.

«Я не знала, что способна на такое удовольствие», – прочел он в ее глазах. Когда они были вместе, она иногда сомневалась, что ее тело действительно принадлежит ей.

– Когда захочешь почувствовать то же самое, – пробормотал он, уткнувшись во внутреннюю сторону ее бедра, – позови меня. Используй меня. – Я все равно думаю об этом почти каждую секунду.

Рута рухнула обратно на матрас, прикрыв глаза рукой. Эли вытер рот тыльной стороной ладони, расстегнул джинсы, чтобы дать своему члену немного передышки, и приподнялся, чтобы заставить ее еще немного посмотреть ему в глаза. Она, казалось, не была склонна к этому, и Эли терпеливо ждал, как рыцарь, добивающийся аудиенции у своей прекрасной королевы с железной волей.

– У меня должны быть презервативы в аптечке в ванной, – ее голос все еще был хриплым от стонов и криков. – Срок годности у них еще не истек… наверное, – она лениво потянулась и так замерла. Эли подцепил ее футболку и потянул вверх. Будто завороженный, он уставился на ее полную грудь, мысленно приказывая себе быть терпеливым.

– Мы не обязаны.

– Знаю.

– Можем сделать все, что ты...

– И это я знаю.

Она убрала руку и устремила на него умиротворенный взгляд. Его сердце билось громче, чем он мог припомнить.

– Значит, мой волшебный член излечил тебя?

– Да, исцелил. Мой шрам от аппендицита исчез. У меня больше нет аллергии на пыльцу.

Он фыркнул.

– Признаться, в те два раза я не показал все, что он умеет.

Он почти ничего не показал, но не был этим смущен. Ему слишком понравилось трахать ее, чтобы связывать с этим что-либо, кроме крайне положительных