Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс

Джон Рэндалл родился в 1905 году, посередине между Ливерпулем и Манчестером. Он был на семь лет младше Билла Астбери и, как и он, происходил из рабочих, окончил классическую среднюю школу, а его карьера сформировалась под влиянием династии Брэггов. Рэндалл учился на физическом факультете[533] в Манчестере и окончил его в 1922 году первым в своем выпуске. Он отверг возможность писать магистерскую диссертацию под руководством Лоренса Брэгга, поскольку нобелевский лауреат вызывал у него благоговейный ужас. Вместо этого он занялся каким-то заурядным аспектом рентгеновской кристаллографии, который не дал ему возможности показать себя. Ему не удалось произвести впечатление, и впоследствии он писал: «Они были недостаточно высокого мнения обо мне, чтобы оставить меня»[534]. Если говорить более прямо, Брэгг сказал Рэндаллу, что его будущее лежит в промышленности, а не в науке – эта унизительная реплика навсегда омрачила отношения между ними.

В 1926 году в возрасте 21 года Рэндалл устроился в компанию «Дженерал Электрик» в округе Уэмбли. Его женитьба на Дорис Дакворт двумя годами позже помогла ему адаптироваться к «ровному югу»[535] и работе в «необычайно талантливой группе», где грубость и агрессивность процветали так же, как и умные идеи. Он стал экспертом по люминофорам – люминесцентным порошкам, которые усиливали свет, испускаемый флуоресцентными трубками – и написал книгу на 300 страниц[536] под названием «Рентгеновская и электронная дифракция аморфных твердых тел», среди которых были резина и шерсть.

Все это позволило ему восстановить научную репутацию. Дж. Д. Бернал желал видеть его в Кембридже, но мог заплатить лишь половину действовавшей ставки. В 1937 году Рэндалл стал членом Королевского общества[537] и устроился на кафедру физики в Бирмингемский университет к Марку Олифанту, австралийскому ядерному физику, учившемуся вместе с Резерфордом. Лаборатория Рэндалла представляла собой комнату со скошенным потолком[538], поскольку она приютилась под расположенной амфитеатром аудиторией; высокочувствительные приборы приходилось перенастраивать всякий раз, когда студенты этажом выше начинали шуметь и топать ногами.

В 1938 году у Рэндалла появился ассистент[539], желавший написать докторскую диссертацию по люминесценции. Соискатель позвонил Олифанту, который был его руководителем во время учебы в Кембридже, чтобы спросить, нет ли какой-нибудь открытой вакансии. Олифант верил, что у него есть потенциал, хотя тому не было каких-либо веских доказательств; соискатель окончил Кембриджский университет с оценкой 2:2 по физике. Новичок был высоким довольно серьезным 25-летним юношей в очках по имени Морис Уилкинс. Олифант сказал ему, что Рэндалл занимается «интересными вещами»[540] по люминесценции и представил их друг другу. Рэндалла удалось убедить, и Уилкинс устроился писать диссертацию в лабораторию люминесценции.

Они нашли общество друг друга интересным и мотивирующим, но начало работы над диссертацией было малоудачным[541], и тут проявился жесткий характер Рэндалла. Последний дал Уилкинсу длинный список снимков, который тот должен был подготовить – для кучи недописанных статей Рэндалла, – а затем сказал ему сконструировать собственный аппарат для измерения люминесценции. Потом, только Уилкинс вошел в ритм в последние недели мира летом 1939 года, как Рэндалл был отозван в срочном порядке, оставив своего аспиранта справляться самостоятельно.

Новый проект Рэндалла[542] финансировался за счет крупного правительственного гранта, который получил Олифант, обойдя Лоренса Брэгга, недавно назначенного директором Кавендишской лаборатории в Кембридже. Задача была совершенно секретной. Она состояла в изготовлении мощной точной радиолокационной системы, которая была бы достаточно маленькой, чтобы поместиться в самолете; требовалось гениальное решение, поскольку существующее оборудование весило пару тонн и занимало большую комнату.

Олифанта впечатлило умение Рэндалла мыслить нестандартно, и он поручил эту задачу ему, дав в помощь Гарри Бута[543], аспиранта, который в школьные годы соорудил генератор Ван дер Граафа у себя в комнате. Вдохновением для создания магнетрона с объемными резонаторами[544] послужила потрепанная книга об изобретении радио, которую Рэндалл прочел, будучи в отпуске в Уэльсе. Магнетрон работал по тому же принципу, что и акустическая гитара, которая также является объемным резонатором; замените пульсацию электронов на колебания струн, а проделанные в медном цилиндре отверстия на резонаторный ящик, и вы получите базовое представление об «аппарате», который Рэндалл и Бут собрали зимой 1939–1940 годов. Прототип был впервые протестирован 20 февраля 1940 года, и сразу оказался многообещающим[545]. Вокруг рабочего конца прибора появилась светящаяся дуга; неоновые трубки на расстоянии нескольких футов начали светиться, притом что их никто не включал; можно было зажечь сигарету, если поднести ее к невидимому лучу; а державшая сигарету рука становилась тревожно теплой. Сотни прототипов спустя[546] у них был магнетрон, который создавал в 500 раз более мощное микроволновое излучение, чем имевшиеся на тот момент радиолокационные установки. Он мог видеть ночью сквозь облака и различить самолет на расстоянии свыше 200 миль (321 км), линкор – на расстоянии 60 миль (96 км), а всплывшую подводную лодку – на расстоянии 30 миль (48 км), и он помещался в ночной истребитель.

Из всех диковинок черного ящика Тизарда именно магнетрон Рэндалла – Бута покорил американцев в тот решительный момент в сентябре 1940 года. За время войны на американских заводах было произведено более миллиона магнетронов для кораблей, самолетов и артиллерии. Прибор сыграл решающую роль в победе в воздушных боях над Британией и Европой. Неудивительно, что руководитель Управления стратегических служб США назвал магнетрон «самым ценным грузом, который когда-либо достигал наших берегов»[547].

Тем временем в Бирмингеме брошенному Рэндаллом аспиранту приходилось справляться самому, и он открывал, что он делает успехи благодаря отсутствию контроля.

Морис Уилкинс был средним из трех детей[548] и новозеландцем по рождению. Его родители были дублинцами, предки по отцу были из научных кругов, а брак бабушки и дедушки распадался с таким шумом, что был упомянут даже в «Улиссе». Новая Зеландия манила его отца, школьного врача, которому наскучила Ирландия. Он увез свою семью в городок Понгароа, расположенный на гряде холмов Северного острова, где Морис появился на свет за 10 дней до Рождества 1916 года. Новорожденного крестили[549] в большой серебряной чаше, которую его отец получил в качестве приза по велоспорту.

Морис провел семь ярких лет в «Эдемском саду», пока его отец не